Все начинается с поучения Принца актерам из сцены «Мышеловка», все завершается теми же словами — их бормочет Горацио, последний живой в руинах сюжета.

Театр отражается в театре, который отражается в театре, который… А как еще ставить пьесу, подстрочник которой зал знает наизусть?

Перевод Андрея Чернова незадолго до премьеры в Театре Станиславского вышел отдельным изданием (М. — Париж: Изографус – Синтаксис, 2002). Комментарий к «Гамлету» и две статьи, вошедшие в том, доказывают правоту интерпретаций переводчика (среди них – беременность Офелии, предательство Горацио). А среди зрителей в театре на Тверской был замечен Григорий Кружков – не только блестящий переводчик английской поэзии от Лира до Йитса, но и автор обстоятельного научного труда о елизаветинцах. Кружков задумчиво и несколько зловеще сообщал знакомым: «Посмотрим-посмотрим на эти новации…»

По недостатку образования рецензент не может присоединиться к профессиональному рассмотрению новаций. Да и не хочет. Филологические работы Андрея Чернова – от давнего перевода «Слова о полку Игореве», где впервые была реконструирована сложная внутренняя мелодика древнерусского стиха, до его пушкиноведческих штудий – уязвимы, как любой жест любого поэта. Но этим и интересны: филолог-стихотворец слышал внутренний ритм классических текстов. Сильных строк в его «Гамлете» немало.

Но вернемся к спектаклю. Сценограф Дмитрий Крымов очень помог режиссеру Дмитрию Крымову при постановке «Гамлета». Черные свитера, сюртуки, хламиды, вуали, смокинг Клавдия и кринолин Офелии подсвечены на фоне черного задника. Белая рубаха Принца и шелковый шарф Короля прорезают фон. Других цветовых пятен почти нет, тем пронзительнее желтеют травы в руках Офелии. Все объекты, черные пятна и туманности — острой и лаконичной формы.

Очень хорош Клавдий – Николай Волков. Талейран и Герцог Веронский («Чума на оба ваших дома!» Горина) на сцене Театра Маяковского — он внес тот же стиль, тот же «смысл истории» в новую роль. Вельможный, циничный и уютно-барственный властитель-братоубийца, пожалуй, даже изменяет расположение звезд на карте трагедии. Все происходящее начинает казаться шахматной партией, дворцовой интригой седого политика, с помощью которой он убирает все помехи на пути к абсолютной власти: и смятенную, источенную алкоголем Гертруду (Татьяна Лаврова), и седого придворного интеллектуала Полония (Борис Романов), и Офелию, и Лаэрта, и пасынка, абсолютно непригодного к делу управления. Истинным хозяином эльсинорской «Мышеловки» кажется именно Клавдий.

Хороша и Офелия – Ирина Гринева. В первых сценах ее героиня кажется младшей, более нежной и наивной сестрой ее же Марины Мнишек из блестящего спектакля Деклана Доннеллана «Борис Годунов». Азарт ставки на лучшего жениха в Эльсиноре, глуповатый девичий восторг перед черным камзолом и демоническим буйством кудрей, влюбленность в Гамлета смешаны в ее игре. В сцене сумасшествия, когда сбиваются на сторону и задираются черные шелка кринолина, видны нищенски забинтованные до колен ноги. И – вновь феномен режиссуры художника – эти бродяжьи лохмотья наполняют сердце жалостью острей, чем бормотание о травах, список которых зритель знает наизусть…

Гамлет Валерия Гаркалина вместо камзола носит пиджак. Этот Гамлет обращается со своими монологами как с неким древним драгоценным ковчежцем. Наличие в нем чего-то очень почитаемого для актера сомнению явно не подлежит. И понять, что там, собственно, он даже не пытается. Вероятно, из уважения из классике. К тому же Гаркалин слишком уж хорошо (действительно хорошо) играл Хлестакова в Театре сатиры: из облика Принца Датского у него то и дело выглядывает кто-то совсем другой. Может быть, это солдат Чонкин, которого Гаркалин должен предъявить публике на сцене ЦДКЖ в антрепризе вслед за шекспировской премьерой?

Впрочем, что нам Гекуба? Судьба Принца Датского для Москвы отошла в тень в самый день премьеры, назначенной на 24 октября. «…Цель театра – зеркало. Добродетель должна себя узнать, порок — ужаснуться себе, а век, каким бы он ни был, — запечатлеться», — говорит Гамлет актерам. Век запечатлелся. Хрестоматийная сцена «Мышеловки» в театре приобрела в тот же вечер совсем чудовищную параллель. Генеральная репетиция нового «Гамлета» на Тверской завершилась минут за тридцать до начала событий на Дубровке.

25 октября, 19.00.