Микоян лихачит на московских улицах, Тухачевского «понесло» на трибуне и он никак не может завершить свое резюме – такого не увидишь на парадных портретах. Только товарищи по борьбе, сворачивая скулы зевотой на партийных пленумах и заседаниях всевозможных комитетов, могли позволить себе чирикать в блокнотах полукрамольные эскизы. Интерес сотрудников галереи «Ковчег» к житейским мелочам уже имел последствия в виде выставок: «Память нёба» (2001) — про еду в российском искусстве, «Сто лет с огоньком» (2002) – курение и курильщики как предмет изображения, «На солнечном пляже в июне» — отдых у воды. Теперь их увлекли пленумы, лекции, прения и прочие «замечания по повестке дня». Выставка «Слушали — постановили» — шаманский волшебный кристалл, в котором удушливая бюрократическая активность неожиданно приобретает вид вполне человеческий.

Собрать незатейливый урожай с интереса к соцарту, ироническим комментариям прошлого или имперским фантомным болям оказалось для «Ковчега» слишком просто. Кураторы стремились посмотреть на заседания не со стороны, а из зала. Посему в экспозиции нет ожидаемых «официозных» работ – всякие «Заседание Государственного совета» и «Выступление В. И. Ленина перед делегатами съезда» получили отставку априори.

Даже работа Яр-Кравченко с шедевральным названием «И. В. Сталин на совещании передовиков урожайности по зерну, трактористов и машинистов молотилок» не содержит многолюдья передовиков, ограничившись улыбчиво-усатым вождем.

Более того, упор в экспозиции сделан именно на непритязательные «почеркушки» — рисунки и наброски художников, сделанные на всяческих заседаниях в «режиме реального времени». Вот наследие дореволюционных заседаний совета Академии художеств вроде лингардовского шаржа на Рериха, вот председатель Союза художников Владимир Серов на трибуне, шаловливой рукой Аминадава Каневского превращенный в поросенка. Вот опять Академия художеств, но уже во главе с Зурабом Церетели в работе И. Голицина «Большой интерьер», созданной в прошлом году. Маявшиеся от скуки живописцы, впрочем, не ограничивались жанром портрета. Отвлекающие от докладчика женские ножки перемежаются ножками впереди стоящего стула, а примостившийся в углу огнетушитель выписан не менее любовно, чем вешалка, тщательно прорисованная во всех деталях.

Отдельный сюжет составляет творчество высокопоставленных непрофессионалов – плоды творчества советской номенклатуры, вызревавшие на правительственных собраниях. Эти исчерканные листочки потом собирал Клим Ворошилов и накопил их, ни много ни мало, более полутысячи. Знакомые по учебникам фамилии – Бухарин, Микоян, Тухачевский здесь предстают и в качестве авторов, и в качестве героев. Но неизменно – в самом что ни на есть житейском виде.

Иногда это творчество на грани фола вроде рисунка, озаглавленного «Докладчик тов. Гастов». На нем со знанием дела изображен морж с эрегированным членом, увенчанным головой того самого докладчика.

Все это разбавлено изрядным количеством живописных и фотографических работ, предоставленных для экспозиции множеством музеев и частных коллекций. Пастернак, Петров-Водкин, Тышлер, Чернышев, Фаворский… Люди собираются по всякому поводу – ожидая молебна в Липецке в начале ХХ века, для изучения устройства пулемета в советском Узбекистане и для осуждения судом общественности завмага Петрова, предложившего покупательнице плевательницу вместо кастрюли. Маяковский ведет пропагандистскую работу среди булочников, освобожденные женщины Востока решают снять чадру, юные граждане озабочены проблемами пионерского колхоза «Гигант»… Жизнь идет, все нормально.

«Слушали — постановили», галерея «Ковчег», до 28 марта.