В мире есть много мест, где не звучит русская речь. Наш шарик – да – мал, но люди из России и бывшего СССР пока, как правило, предпочитают его развитую часть. И многие несут туда высокую культуру. С давних пор до наших дней.

Мятежный писатель Василий Аксенов покидает СССР сам. Не как Солженицын и пассажиры философских пароходов и поездов. Едет в творческий вояж. И только в Штатах узнает, что лишен советского гражданства.

Он в ярости: «Дядьки-аппаратчики не только ведь книжечки говенненькой меня лишили. Они… постановили родины меня лишить. Лишить сорока восьми лет, прожитых в России, «казанского сиротства» при живых, загнанных в лагеря родителях, свирепых ночей Магадана, державного течения Невы, московского снега, завивающегося в спираль на Манежной, друзей и читателей, хоть и высосанных идеологической сволочью, но сохранивших к ней презренье», – пишет он в книге «В поисках грустного бэби».

Он знает: это изгнание. Но в глубокой глубине души верит в возвращение. Хоть и нескорое. Меж тем из библиотек изымают его книги. Как изымали «Новый мир» с «Одним днем Ивана Денисовича» Солженицына, «В окопах Сталинграда» Виктора Некрасова, «Дым в глаза» и другие книги Анатолия Гладилина.

Гладилин уезжает раньше. Сам. С «еврейским билетом». Знает: шансов, что издадут то, что он хочет писать, нет. Но проходя ритуал исключения из Союза писателей, всё же просит коллег не грустить, мол, может, еще свидимся.

А старый друг-прозаик, с кем столько выпито и сказано, кричит: «Так он сказал: свидимся!? Значит, думает, что советской власти не будет!? Это речь врага!»

Для властей они, покидающие «страну строителей нового мира», начиная с беглецов от диктатуры пролетариата и кончая изгнанниками третьей волны – «отщепенцы», «предатели», «клеветники». Для обычных советских людей эмигрант – почти синоним «изменника родины». Но вечерами, «кинув спираль на карниз», они слушают Гладилина на «Свободе», Аксенова – по «Голосу Америки», а также Галича, Буковского, Владимова, Войновича, Некрасова, Максимова и других интеллектуалов и людей искусства, покинувших зрелый социализм, как считается – навсегда.

Не зря же, советуясь с Сахаровым по поводу отъезда, Гладилин объясняет: мне надо спешить написать и издать мои книги, а этот режим – еще на сто лет. При этом и он, и многие эмигранты искренне любят Россию. Но не видят возможности вернуться. Как и их предшественники, что, хоть и надеясь, но с каждым годом верят все меньше.

И вдруг выясняется: режим – не вечен. И вот уже им не только разрешают вернуться. Их ждут в России! Их зовут! Возвращают гражданство и билеты творческих союзов.

Аксенова триумфально встречают в Шереметьево, издают собрание сочинений. Ростропович в 1991-м защищает Белый дом. По запретному «Чонкину» Войновича снимают кино. На вечер Гладилина в ЦДЛ спешат друзья-«шестидесятники» – Вознесенский, Ахмадулина, Мессерер. Литературная, театральная, музыкальная Москва встречает его с восторгом. Нет отбоя от радио и ТВ, в тогдашних «Известиях» и «Российской газете» выходят интервью и статьи…

Гладилин приезжает несколько раз в год. В родной Аксенову Казани проходит фестиваль его имени. Ему дают квартиру (новую взамен отобранной) в высотке на Котельнической набережной. Одну за другой издают книги. Третья волна эмиграции, освоив иные берега и оттолкнувшись от них, возвращается к родным.

Буря 90-х, свобода, открытость, общие идеалы, вестернизация, модернизация… Жизнь очень непроста. СССР распадается. В России – перебои с едой. Но уехать хотят лишь 5% жителей. А в 1995-м – 13%. Хотя и видят: рыночным реформам, демократическим переменам, либеральным ценностям нужна основательность, окончательность, бесповоротность. А их сторонникам – воля сделать их необратимыми. Но где они? И вот Аксенов говорит: «Если начнут восстанавливать памятники Сталину – я отрекусь от родины».

Его родители сидели в лагерях и ссылках, и для него, как и для тысяч россиян, это стало бы кощунством. Он уйдет из жизни в 2009-м – до того, как в Липецке, Сургуте, Новосибирске и других городах и поставят бюсты «вождя». Не доживет и до сообщений социологов о постоянном росте числа желающих уехать из страны и рассказов СМИ о новых эмигрантах из России в Берлине, Барселоне, Лондоне, Праге, Париже…

2010 год. По итогам опроса, заказанного газетой «Ведомости», «покинуть Россию готовы 73% экономически активных россиян». Это, пожалуй, самый высокий процент за 10 лет. Через год Левада-центр сообщит «о желании уехать 22% взрослых жителей». Это – почти четверть зрелого населения. Для сравнения в 1999-м, сразу после тяжкого экономического кризиса – их был 21%.

В 2009 году, по официальным данным, в дальнее зарубежье отбывает 12132 россиянина. В 2016-м – 56 730. Осенью 2019-го число уехавших за последние четыре года только в Израиль россиян достигает 40 тысяч. И растет. Что же касается общего количества эмигрантов из России в 2018-2019 годах, то цифры, приведенные Росстатом, так не схожи с любыми другими оценками эмиграции, что ни те, ни другие приводить не решусь.

Но отмечу: ученые говорят, что страна массово теряет интеллект. Об этом, в частности, сообщает ведущий научный сотрудник Российской академии народного хозяйства и государственной службы при президенте РФ Юлия Флоринская: «Россию все чаще покидают образованные и молодые». 17% – учащиеся. Это – по данным think tank'a «Атлантический совет». 81% уже имеют высшее образование. Лидируют ученые, ИТ-специалисты, юристы, специалисты по финансам, журналисты, люди искусства.

Нет ничего удивительного в том, что если в 70-х эмигранты из СССР крайне редко слышали за границей русскую речь, а число русскоязычных изданий было невелико – парижская «Русская мысль» и «Континент», «Посев» и «Грани» во Франкфурте, нью-йоркские «Новое русское слово» и «Новый американец», «Панорама» в Лос-Анджелесе и ряд других, то нынче в одной только Праге три русскоязычных газеты и несколько интернет-изданий.

Не случайно с 2013 года в Праге каждую осень проходит российско-чешский фестиваль KULTURUS (организация признана в РФ нежелательной) (только что в центре современного искусства DOX его открыли выставкой Russia.Timeless кураторы Томаш Гланц и Антон Литвин).

В черногорской Будве едва отгремел устроенный Маратом Гельманом (признан в РФ иностранным агентом) «Форум русской культуры в Европе «СловоНово», собравший писателей, поэтов, художников, мыслителей, режиссеров, журналистов, арт-продюсеров, медиа-персон и музыкантов со всего континента, а также из Израиля, России и Штатов.

Зиновий Зиник, Борис Гребенщиков (признан в РФ иностранным агентом), Дмитрий Врубель, Юрий Гордон, Анна Зелинская, Александр Кабанов, Виталий Комар, Андрей Левкин, Александр Морозов (признан в РФ иностранным агентом), Сева Новгородцев, Лев Рубинштейн, Аркадий Троянкер, Людмила Улицкая (признана в РФ иностранным агентом), Михаил Шишкин, Александр Чепарухин, Елена Якович – немногие из тех, кого я там встретил. Всех – не назвать. Как и все выставки – с участием более 30 художников. Как и темы дискуссий – от «Философии России» до «Нужна ли музыке география»… И концерты – от Псоя Короленко до «Мегаполиса»...

Эти выставки и форумы не дают запереть русскую культуру в государственных границах. Делают ее мировой.

Как и ученые, успешно работающие по всему свету, делают мировой русскую науку и мысль. Это удача, что теперь им не надо ждать виз на выезд или высылки. Славно, что пока никому не удается монополизировать и превратить в жупел понятие «русский мир»..

Сергей Медведев (признан в РФ иностранным агентом) представляет на «СловоНово» фестиваль Red Square в Берлине. Где сотни людей, которым важны культура и политика России и Восточной Европы, встретились в мае с 70 художниками, музыкантами, режиссерами и экспертами из Бреста, Вильнюса, Дюссельдорфа, Минска, Москвы, Нью-Йорка, Нюрнберга, Петербурга, Хельсинки и Штутгарта.

Только что прошли фестивали поэзии «Арка-Фест» в Барселоне и «Солнечный ветер» в Вероне. А летом – «Батумские каникулы». Это – малая часть русских событий вне России, где участвует весь мир – от Аргентины до Австралии, между коими, как известно, лежит Россия. Плюс – еще немало стран.

Это – русский мир. Предельно далекий от культурной экспансии (как и от любой другой). Но открывающий обширное пространство разнообразия, ограниченное лишь языком. И приветствующий всех, кто на нем говорит, думает, поет, читает или его изучает. Русский мир, не пугающий, а влекущий.