— Расскажите, как вы попали в каст сериала «Химкинские ведьмы»?
— На прошлом «Новом сезоне» я случайно встретился с одним из шоураннеров «Химкинских ведьм». Мы просто вышли с показа фильма, поздоровались, разговорились о творческих планах. Он спросил: «Что бы тебе хотелось сыграть?» Я ответил честно: «Хочу попробовать антагониста. Не просто злодея, а героя со своей историей, со своим непростым прошлым». Прошло, наверное, месяцев шесть, и вдруг на почту приходит предложение сыграть главного антагониста Глеба в новом сериале «Химкинские ведьмы». Я был приятно удивлен: одно дело — разговор, другое — конкретная роль. Так туда и попал.
— Ваш герой — коварный колдун-искуситель. Что оказалось самым сложным в этой роли?
— Поначалу я очень волновался. Не понимал, какой у него должен быть тон, пластика, манера речи. Все-таки я только начинаю играть антагонистов — это для меня новая территория. Начал смотреть сериалы, читать, искать какие-то характерные приемы, чтобы поймать внутреннюю логику героя. Первые пять–семь съемочных дней были очень тревожные. Коллеги, которые уже месяц работали на проекте, спрашивали: «Ты чего переживаешь?» А я не мог расслабиться — искал этот самый тон существования. Где-то к седьмому-восьмому дню стало полегче, я начал понимать, кто он. Но проект-то мистический, и на площадке постоянно что-то происходило: то ливень хлынет, то свет вырубится (смеется).
— А вы сам верите в мистику? В знаки, предчувствия?
— Верю. У меня в жизни были очень странные, почти волшебные случаи. Один из них случился, когда я был на музыкальном фестивале в Мексике. Утро, часов шесть, густые облака, солнца не видно. И я говорю друзьям: «Смотрите, сейчас подниму руку, и через полминуты выйдет солнце». Они, конечно, посмеялись. А я вспомнил одно йоговское упражнение — концентрация на намерении. Поднял руку, сосредоточился, попросил мысленно облака разойтись. Через 35 секунд тучи реально разошлись, и солнце осветило весь пляж! Друзья в шоке: «Ты маг, колдун, волшебник!» (смеется.)
— А что-то совсем необъяснимое, например, НЛО — видели?
— Очень хотел бы! Но, к сожалению, нет. Ни разу не видел чего-то настолько внеземного. Хотя — это было бы любопытно.
— В одном из интервью вы рассказывали, что играете в шахматы и даже участвуете в турнирах. Что для вас шахматы: способ отвлечься от актерской жизни или тренировка стратегического мышления?
— Думаю, и то и другое. С одной стороны, это способ отвлечься, переключить внимание. С другой — логика, системное мышление, стратегия. Это и отдых, и тренировка ума одновременно.
— Если бы не актерская профессия, могли бы представить себя профессиональным шахматистом?
— Не знаю, но думаю, что вряд ли. Не могу сказать, что у меня прям суперталант шахматиста. Я знаю детей, которые в пять лет запоминают сложные комбинации. Я не такой, у меня склад ума больше физико-математический. Дед был доктором наук, изобретателем, и, наверное, я унаследовал эту рациональную часть. Так что, может, занимался бы чем-то близким к науке. Но это не точно.
— Многие зрители открыли для себя Марка Богатырева после вашей роли в сериале «Кухня». Помните момент, когда проснулись знаменитым?
— Конечно. Это произошло достаточно резко. С одной стороны, я этого очень хотел — признания, узнаваемости. Но, с другой, когда все случилось, я немного растерялся. Слишком все это было неожиданно и стремительно.
— Как вы сегодня оцениваете влияние «Кухни» на вашу карьеру?
— Я благодарен «Кухне», потому что каждому артисту хочется, чтобы был проект, который сделал бы его узнаваемым. Когда к тебе подходят и говорят: «Я вас знаю, вы Марк Богатырев!» — это дорогого стоит. Хотя часто, конечно, обращаются: «Макс Лавров!» — и это тоже приятно. Народный герой! Но у славы есть и обратная сторона. Ты понимаешь, что многие зафиксировали тебя только в этом образе. А поскольку «Кухню» часто повторяют по телевизору, то ты как бы продолжаешь этого персонажа играть, получается, только в нем и участвуешь. Такая вот палка о двух концах. То есть да, я бесконечно благодарен «Кухне», но мне хочется доказать, что я могу больше, что у меня есть другие, разноплановые роли. Это такой актерский вызов, который стараюсь преодолеть.
— В одном из интервью вы сказали: «Я нахожусь в дефиците профессии, в недостатке хорошего материала…». Когда вы говорите о «дефиците профессии», это больше про сценарии, роли или про общее состояние киноиндустрии сейчас?
— Мне кажется, это достаточно узнаваемая проблема для артиста, который хочет разноплановых ролей, глубоких и интересных сценариев, которые давали бы ему возможность проявить себя, раскрыться как-то по-другому. Мне очень хочется выйти за рамки комедии и сниматься во всех остальных жанрах — фэнтези, триллер, боевик, драма, психологическая история. И я надеюсь, что рано или поздно моя творческая мечта осуществится.
— Как думаете, почему вам сейчас предлагают в основном комедийных персонажей?
— Возможно, пока ты внешне еще не перешел в возраст 40+, тебе просто не предлагают тот пласт «больших» ролей, которые там начинаются. Ты выглядишь молодо — это, конечно, приятно, всегда комплимент. Но в то же время я уже очень хочу в это «актерское море» вступить, чтобы играть сложные роли, которые откроют мне личную новую актерскую историю.
— Многие актеры говорят, что ищут «своего режиссера», который их чувствует и раскрывает. У вас есть такой режиссер?
— Наверное, пока нет. Такого прям полного «мэтча» (идеального совпадения. — «Газета») еще не произошло. Я, если честно, в поиске такого человека. Такого режиссера, в некотором смысле, может, даже наставника. Я считаю, что это большая удача, когда ты встречаешь режиссера, с которым у тебя происходит настоящий творческий коннект.
— Каким вы видите такой «творческий коннект»? Что должно быть в таком сотрудничестве?
— Недавно у меня вышла работа «Догги», режиссером которой стал мой приятель Слава Росс. Он мне очень симпатичен — и как человек, и как художник. Может быть, в дальнейшем именно с ним у нас и сложится какой-то творческий тандем. Потому что работать с ним мне было действительно приятно и тепло. В «Догги» у меня как раз отрицательная роль, совсем не свойственная мне. И после съемок Слава сказал: «Ты там очень хорошо сыграл, поздравляю». Сейчас эта работа едет на большой кинофестиваль в Лос-Анджелес. Кто знает, может быть, именно с этого начнется какая-то новая страница в моей актерской истории.
— Вы говорите о поиске «своего» режиссера, о новой странице в профессии. А дома у вас подрастает сын, возможно, будущий артист? Замечаете в нем творческие задатки?
— В нем есть какое-то невероятное человеческое обаяние, которым он уже умеет пользоваться. Он знает, что он хорошенький, может пошутить, у него потрясающая улыбка. И я вижу, что он это осознает и иногда этим пользуется. Если он когда-нибудь захочет стать артистом, я не буду против. Но и специально толкать его в эту профессию не стану. Пусть сам выбирает свой путь. Я, конечно, могу где-то подсказать, направить, но только если он сам этого захочет. Он еще маленький, рано о таком задумываться, но одно знаю точно — запрещать не буду. Пусть сам выбирает, когда вырастет.
— А какие изменения в себе чувствуете благодаря отцовству?
— Я стал более ответственным, более включенным. Повысилось чувство безопасности. А еще я чувствую себя более цельным, потому что когда появляется сын, понимаешь, что перед Богом, перед самим собой, перед этой жизнью ты уже сделал что-то достойное, настоящее и большое.
— В одном из интервью вы говорили, что детские травмы и страхи часто ведут нас к цели. Чего вы боитесь сегодня?
— Потерять контакт с собой, с тем, что мне по-настоящему важно, потому что коннект с собой дает коннект со всем миром. А когда этого нет, нет любви к себе, нет принятия, когда ты пытаешься идти против сердца… Вот этого я не то чтобы боюсь, но понимаю, что туда идти мне нельзя.
— Есть мнение, что все поступки мы совершаем либо из страха, либо из любви. Согласны?
— Да, ощущение любви потерять страшно, потому что живешь, только когда любишь.