Император выбирает жизнь
В августе 1945 года атомные бомбардировки Хиросимы и Нагасаки окончательно сломили волю японской элиты к сопротивлению, а вступление в войну Советского Союза лишило Японию надежды на мирное урегулирование с его посредничеством. 15 августа император Хирохито выступил по радио с пространной и витиеватой речью.
Рядовые жители Японии раньше никогда не слышали его голоса. Ютясь в нищих лачугах в условиях полного краха экономики и постоянных бомбардировок, народ через радиопомехи и вычурный стиль продирался до смысла послания.
«Ситуация в войне сложилась не в пользу Японии, тем временем как основные события в мире целиком сложились против ее интересов. Более того, противник применил новую бомбу невиданной разрушительной силы, которая погубила множество ни в чем не повинных людей. Если мы будем вести войну и дальше, это будет означать не только ужасную гибель и уничтожение японского народа, но также приведет к гибели всей человеческой цивилизации. Сегодня перед нами стоит вопрос: как нам спасти миллионы наших подданных и не унизить себя перед священными духами наших императорских предков? Вот причина, почему мы приказали принять условия совместной декларации победителей», — размышлял император, выступая перед шокированным народом.
Не все японцы поняли этот пассаж, поскольку император говорил на бунго — классическом средневековом японском, понятном современным японцам так же, как русским — церковно-славянский. Поэтому после императора выступил диктор и вкратце прямым текстом пояснил, что речь идет именно о капитуляции. Народ на это отреагировал не так, как немцы, которые были уже рады концу войны.
Перед императорским дворцом собралась толпа и плакала, некоторые офицеры, получив приказ о сдаче, немедленно совершали ритуальное самоубийство. Летчики морской авиации проигнорировали приказ прекратить огонь и попытались самочинно перехватить американские разведывательные самолеты, контролирующие процесс капитуляции, — после этого командование попросту демонтировало пропеллеры с истребителей.
19 августа в Манилу на Филиппинах отправилась японская делегация, чтобы согласовать условия сдачи и запланировать церемонию ее официального оформления. Там до них донесли, что на ней будет представитель и СССР как страны-победителя. Но японцы даже не догадывались, кого увидят в его роли.
«Не хочу быть живым трупом»
Кузьма Деревянко родился в 1904 году в деревне Косеновка под Черкассами, в семье мятежника-революционера Николая Деревянко. Когда Кузьме было три года, его отца сослали за мятеж в Великий Устюг, где мальчик был вынужден бросить школу после третьего класса и работать каменотесом.
Обладая правильным для советской госслужбы происхождением, в 1922 году Кузьма пошел добровольцем в Красную армию. После того как он отучился в нескольких военных школах и отслужил на штабных должностях, в 1933 году его направили в престижнейшую Военную академию имени Фрунзе, где он стал разведчиком со специализацией на Дальнем Востоке.
В 1936 году началась первая серьезная и ответственная миссия Деревянко. До 1938 года он служил в Казахстане на станции Сары-Озек, где координировал поставки тайной военной помощи китайским коммунистическим повстанцам, воевавшим сначала против правительства Чана Кайши, а потом — против японцев. За крайне успешное выполнение этого задания разведчика повысили до майора и представили к ордену Ленина, но в дальнейшем его карьера повисла на волоске. Родственники Деревянко попали под каток Большого террора, а сам майор оказался в опале. Находясь в ней, он направил письмо с жалобами на имя самого Клима Ворошилова. Оно очень хорошо дает понять характер будущего генерала.
«Подобные письма — зло, нарушение порядка, помеха в работе и крайняя мера. Отлично понимая это, я все же решился обратиться непосредственно к Вам, так как другого выхода из созданного для меня положения не вижу. Юридически — я начальник 12 отдела РУ; фактически — «безработный», получающий свыше двух тысяч руб. денег и вот уже четыре с половиной месяца ничего общественно полезного не делающий. Правильнее было сказать не живущий, а существующий <…> Командование РУ ничего не требует и ничего не обещает; не хвалит и не ругает; не отчисляет и работы не дает; подозрений и сомнений не обнаруживает, но и доверия не оказывает <…> Быть живым трупом около 5 месяцев и сознавать это не так легко, как представляют себе некоторые бездушные, живущие еще трупы, оказавшиеся у руководства РУ», — писал он.
Многие люди специально ищут подобную работу: там платят много денег, а делать ничего не надо. Но Кузьма Деревянко жить в таком режиме был не готов. Ворошилов за майора заступился, и того оставили в покое.
В годы Великой Отечественной войны Деревянко отошел от сугубо разведывательных задач, и в 1942 году, уже в звании генерал-майора, стал начальником штаба 53-й армии Северо-Западного фронта. После капитуляции Германии он недолго был советским представителем в Союзническом Совете по управлению Австрией, но уже в июне разведчика, дослужившегося до звания генерал-лейтенанта, назначили представителем Главного командования советских войск на Дальнем Востоке при штабе американского генерала Дугласа Макартура — в преддверии вступления СССР в войну против Японии.
Именно в этом статусе Кузьма Деревянко принял участие в церемонии капитуляции, что стало, скорее всего, самым весомым мероприятием в его жизни.
Церемония без дресс-кода
Утром 2 сентября на борту линкора «Миссури», стоящего на якоре в Токийском заливе, собралась до предела необычная компания.
Самой заметной фигурой на корабле был генерал армии Дуглас Макартур — главнокомандующий всеми американскими силами на Тихом океане. Его отличал слегка небрежный внешний вид: достаточно официальный, чтобы не выглядеть распоясавшимся дембелем, но и достаточно свободный, чтобы показать, что он ни перед кем не выслуживается. Самоуверенный и авторитарный, считающий себя военным гением (во многом — заслуженно), подражавший Юлию Цезарю, но получивший от сослуживцев прозвище «Примадонна» за театральные повадки, он был хозяином этого мероприятия.
Макартур по очереди вызывал делегатов к столу для подписания, стоя перед единственным микрофоном и говоря со среднеатлантическим, — ныне утраченным искусственным, торжественным — акцентом английского языка, который использовали театральные актеры, дикторы и государственная элита.
Британскую империю представлял адмирал Брюс Фрэзер — дисциплинированный и спокойный даже по меркам английских офицеров, всегда держащий наготове пару ироничных замечаний для поддержки морального духа. В историю он вошел как технократ и дипломат, который спокойно принял утрату мирового лидерства Великобританией и переход его к США.
От Китая приехал генерал Сюй Юнчан, хорошо заочно знакомый Деревянко по работе в Казахстане. Сюй был председателем правительства провинции Шаньси, за которую вели бои поддерживаемые СССР коммунисты. После 1938 года генерал был назначен министром обороны и вел борьбу с японцами уже совместно с коммунистами. Вряд ли Сюй знал о прошлой работе Деревянко, но если бы тот имел право нарушить конспирацию, им бы было о чем поговорить.
Японскую делегацию возглавляли министр иностранных дел Мамору Сигэмицу и генерал Ёсидзиро Умэдзу, глава генштаба. Министр приковывал к себе взгляды, поскольку решил носить на палубе линкора фрак со шляпой-цилиндром и тростью. Трость не была данью стилю: в 1932 году Сигэмицу потерял правую ногу после взрыва кинутой корейским партизаном бомбы и потому ходил на протезе, сильно хромая.
Генерал Умэдзу выглядел полной его противоположностью: чернее тучи и в помятом мундире. В тот момент он больше всего мечтал о ритуальном самоубийстве, которое позволит сохранить честь и не капитулировать. Однако харакири или любые другие попытки уйти из жизни ему запретил лично император. Остаток своих лет генерал проведет в тюрьме за военные преступления по приговору Токийского трибунала.
Также присутствовали многочисленные представители британских доминионов и европейских союзников.
Наблюдал за всем этим простой парень из украинской деревни Кузьма Деревянко, занявший свою должность благодаря упорному труду и не имеющий никаких глобальных амбиций, в отличие от большинства присутствующих. На мероприятие он не надел ни одной медали, заменив все колодками.
Церемония заняла всего 23 минуты и навеки изменила судьбу Японии, превратив ее из милитаристской державы и родины камикадзе в мирную, богатую и процветающую страну с высокой ценностью человеческой жизни.
Нужна была фигура поскромнее
Выбор никому не известного генерала в качестве советского представителя для дипломатической церемонии может показаться странным. Сталин мог послать вместо него главнокомандующего советскими войсками на Дальнем Востоке Александра Василевского, который бы был эквивалентом Макартуру. Он бы мог выбрать Георгия Жукова, популярного в народе и вокруг которого уже начал выстраиваться миф как о главном творце победы. Загадкой это было и для самого Деревянко, который сам себя считал «рядовым большой войны»: «Возможно, было учтено то обстоятельство, что сразу после встречи наших войск с союзниками в Австрии я был назначен представителем Советского командования в Союзническом совете в Вене. Возможно, сыграло роль и то, что во время учебы в Военной академии имени Фрунзе я прилежно изучал английский и японский языки, а затем два года выполнял интернациональный долг в Китае, отражавшем японскую агрессию».
Историк-японист Александр Куланов попытался реконструировать логику, которой мог руководствоваться Сталин при своем выборе. По его мнению, фигуры Жукова и Василевского отпадали сразу именно из-за их весомости и популярности. Советский вождь ни на секунду не переставал бояться за свою власть и не планировал выращивать «бонапарта», который сможет его свергнуть. Жуков и так получил больше славы, чем обычно положено генералам в тоталитарных режимах (этот взгляд Куланов изложил в вестнике «Воронцово поле» №3, за 2022 год).
Наконец, СССР уже на тот момент был крайне недоволен оккупационной политикой США, которые вели себя, по советскому мнению, слишком мягко и распустили японских солдат по домам вместо заключения в концлагеря. 22 сентября 1945 года маршал Василевский получил приказ не контактировать с Макартуром и максимально дистанцироваться от него и его решений, игнорирующих интересы СССР. Поэтому, считает Куланов, и выбрали командующего среднего звена, который бы имел юридические полномочия подписать капитуляцию, но не обладал бы моральным и символическим весом.
Зато в Японии Деревянко смог вновь заняться разведкой, собирая как можно больше данных об атомных бомбардировках и формируя личные впечатления о последствиях.
Интересной деталью той командировки в Японию было противостояние Деревянко с американским полковником русского происхождения Борисом Пэшем, тоже военным разведчиком. Они регулярно общались и часто играли в шахматы, поддерживая дипломатический контакт, но вели борьбу «под ковром». После войны СССР планировал использовать для распространения своего влияния Русскую православную церковь, в том числе и в Японии. Однако в конце 1945 года Пэш добился крупного успеха, продавив своего кандидата в качестве японского настоятеля. 9 января 1946 года, сразу после этого, советский генерал вновь сел играть с американцем в шахматы и проиграл.
«Мой добрый друг — полковник Пэш — опять поставил мне мат. Конечно, как вы понимаете, я о шахматах», — с иронией сказал Деревянко.
«Заверяю вас, господа, что во всех прочих случаях это было по служебной необходимости», — тут же ответил американец.
Но самый большой сюрприз, вероятно, ждал Деревянко спустя долгие годы после смерти. 7 мая 2007 года ему было посмертно присвоено звание Героя Украины: «за мужество и самоотверженность, проявленные в годы Второй мировой войны 1939–1945 годов, выдающиеся дипломатические заслуги в послевоенном урегулировании межгосударственных отношений». На тот момент президентом Украины был Виктор Ющенко, сделавший ставку на полную десоветизацию страны и сторонник антиукраинского восприятия Голодомора, — якобы инициированный Сталиным искусственный голод был геноцидом по этническому, а не по классовому признаку.
В этом свете присвоение звания героя Украины верному сталинцу за успехи в продвижении советской внешней политики выглядит не менее странно, чем присутствие его на капитуляции. Вероятно, оценка личности Деревянко — это единственный вопрос, по которому Сталин и Ющенко пришли к согласию.