Почти летающий Чернобыль
В 1950-х годах человечество было очаровано ядерной энергией — ее, казалось, неисчерпаемыми запасами, которые помещаются в небольшую коробку и выделяются волшебным образом, без дыма и огня. В ногу со временем шли и ВВС США. Им понравилась идея ученых Фрэнка Рома и Элдона Сэмса Исследовательского центра Льюиса: ядерный прямоточный воздушно-реактивный двигатель.
Его принципиальная схема проста. Ракета летит вперед, отчего через воздухозаборник в камеру попадает воздух. Там он нагревается от ядерного реактора, в нем повышается давление, что выбрасывает его из хвостовой части ракеты и создает реактивную тягу. Предварительные расчеты показали, что двигатель может получиться столь мощным, что ракета будет летать с большой сверхзвуковой скоростью на малой высоте, обладая глобальной дальностью. Для ВВС и ПВО конца 1950-х годов это была заведомо не перехватываемая цель, поэтому идея получила одобрение.
Первым делом необходимо было создать для ракеты двигатель, иначе все ее супер-свойства остались бы пустыми разговорами. 1 января 1957 года в роли разработчика реактора утвердили Ливерморскую национальную лабораторию, где ранее было изобретено термоядерное оружие. Проект получил кодовое имя «Плутон», и это же название иногда переносится на всю ракету целиком.
Реактор, названный Tori, имел размеры примерно 1,5х1,5 м и был построен вокруг емкости (активной зоны) из оксида бериллия, способного выдерживать температуры более 1400 градусов. Внутри находились сотни тысяч коротких «карандашей», — топливных элементов из смеси диоксида урана, циркония и иттрия в равных пропорциях. Эти карандаши собирались в многочисленные кластеры в форме сот, и в центре каждой соты размещался охлаждающий теплопроводный стержень, а в некоторых ячейках — еще и управляющий. Для разгона реактора пневматическая система управления вытягивала гафниевые управляющие стержни из сборки, а для торможения — задвигала их назад.
На реакторе не предусматривалась защита, и при работе находиться рядом с ним было опасно для жизни. В связи с этим все тесты проходили в изолированных свинцом камерах или на улице, реактор управлялся с большой дистанции.
В итоге к маю 1964 года инженеры смогли довести реактор до ума, превратить его в прототип двигателя и провести испытания. Tori II-C проработал пять минут, выйдя на мощность в 461 мегаватт, что эквивалентно примерно 15 тоннам тяги. Все это время через него прокачивали сжатый воздух, что имитировало полет со скоростью 3 Махов на уровне моря, и прервать испытания пришлось лишь по исчерпанию запасов в баллонах. Система была признана готовой к летным испытаниям.
Получившийся в итоге двигатель весил много тонн и как раз помещался на железнодорожной платформе, так, что ракета ему требовалась соответствующая.
Летающий лом
Ракету под двигатель проекта Pluto разрабатывала фирма Vought (Воут). Ее изделие назвали SLAM — Supersonic Low Altitude Missile, «сверхзвуковая маловысотная ракета». С земли она стартовала с помощью ракетного ускорителя, а набрав скорость должна была переходить на ядерную тягу. Предполагалось, что в случае кризиса и в ожидании ядерного удара SLAM будут массово стартовать и выходить в заранее заданный район для дежурства. В случае начала войны на них дистанционно передавалась команда и они начинали атаку по программе.
По правде говоря, причислить SLAM к ракетам можно было лишь формально. По сути, это был беспилотный самолет со сложной системой управления и массой около 27 тонн, больше, чем у бомбардировщика Су-34. Ракета была рассчитана на маловысотный полет со скоростью около 3 Махов, или высотный со скоростью около 4 Махов. На таких скоростях ей не нужны были крылья для создания подъемной силы, для этого хватало корпуса, хвостовых стабилизаторов и небольшого переднего оперения. Итоговую форму ракеты выбрали по итогам 1600 часов испытаний моделей в аэродинамической трубе.
Дежурить и подлетать к территории противника ракета должна была на больших высотах. 600-мегаваттный реактор сжигал в день около 1% от запаса урана, обогащенного до 93%, что означало полет в течение нескольких дней. Приближаясь к территории противника, прикрытой силами ПВО, SLAM должна была снижаться до высоты примерно в 150-300 метров, уходя от радаров зенитных ракетных комплексов. Далее она следовала по запрограммированному маршруту, огибая холмы, опираясь новаторскую систему TERCOM. Она сканировала подлежащий рельеф местности с помощью радиовысотомера и сравнивала его с хранящейся в памяти трехмерной картой, будто сопоставляла отпечатки пальцев, что позволяло определить позицию.
На ракете предусматривалось от 14 до 26 термоядерных боеголовок, которые при пролете над целями катапультировались вверх — пока они упали бы, ракета успела улететь. Навигационный компьютер позволял запомнить десятки целей на любом удалении друг от друга, так что в сущности SLAM играла роль беспилотного стратегического бомбардировщика, а не ракеты.
В полете на 3 Махах на малой высоте корпус ракеты подвергается огромному механическому стрессу и нагреву до 500-600 градусов. В связи с этим корпус SLAM был из толстой жаропрочной стали Рене-41, за что среди инженеров она получила прозвище «летающий лом» (flying crowbar). Прочность конструкции была испытана нагревом в печах, но все равно переднюю часть ракеты планировали покрыть слоем золота, которое хорошо охлаждается за счет ИК-излучения. Кроме того, она могла поражать цели даже без сброса бомб: проход на малой высоте с такой скоростью создавал мощную ударную волну, способную контузить человека и разрушить легкие постройки.
В общем, SLAM была воплощением немецкой мечты о вундерваффе, пришедшем из фантастических романов.
Ловушка вундерваффе
Несмотря на наличие условно пригодного к летным испытаниям двигателя и почти готовой конструкции ракеты, летом 1964 года проект свернули. Причин на то было несколько.
Прежде всего, не понятно было, как SLAM можно испытать. Из двигателя при работе непрерывно вылетали радиоактивные частицы, не говоря уже о возможном падении. Следовательно, испытания должны были проходить над океаном, после чего ракету пришлось бы в нем утопить вместе с 50 килограммами высокообогащенного урана. Не то, чтобы это сильно угрожало морской фауне или рыбакам, но общественность и политики были от этой идеи не в восторге. К тому же было неясно, что делать с ракетой, если она выйдет из-под контроля и отправится в самостоятельное путешествие, — взрывать ее и засыпать огромные территории урановой пылью было чудовищной идеей.
Во-вторых туманной была концепция применения ракеты. Если производить их массовый запуск при военной напряженности, — то что делать, если война так и не начнется? SLAM пришлось бы массово утилизировать в океане, то есть, где-то бы на дне появился склад ядерных боеголовок, оружейного урана и золота. Более того: если ракеты уже запущены и утилизированы, то что делать, если военный кризис повторится спустя месяц или два? Оставлять их про запас на земле прямо противоречит концепции применения, которая подразумевает запуск до войны.
Но самое главное, что в SLAM не было нужды. К началу 1960-х годов в ее способности прорывать ПВО исчезла нужда: то же самое могли делать и баллистические ракеты, только летели они к цели гораздо быстрее. К тому же, развитие советских ЗРК в скором времени могло превратить эту ракету из недосягаемой для поражения в просто трудную (в реальности этот уровень был достигнут лишь к концу 1980-х годов).
Сомнительной была и идея ожидания войны в воздухе. США предполагали, что наземные ядерные ракеты могут быть уничтожены первым советским ударом. Однако зачем дежурить в воздухе ракете, если это может делать ее носитель — самолет? Бомбардировщики и ракетоносцы тоже могут дежурить в воздухе сутками за счет дозаправщиков, но в отличие от SLAM они были многоразовыми и безопасными для собственной страны.
Существовало и другое обстоятельство. ВВС США и так едва отстояли свою долю в ядерном арсенале. Поступившие на вооружение флота подводные лодки с баллистическими ракетами и так были почти неуязвимы до и во время войны из-за господства США в мировом океане. Они могли долго дежурить в море и по сигналу выпустить ракеты, которые было практически невозможно перехватить с использованием технологий 1960-1970-х годов.
Наконец, Госдепартамент считал SLAM слишком провокационной. Положа руку на сердце, вряд ли бы многие военные специалисты сочли бы ее оружием намного более грозным, чем баллистические ракеты. Зато ее впечатляющие технические характеристики и мрачная доктрина применения создавали образ, который был квинтэссенцией страхов XX века — настоящее оружие апокалипсиса, сотворенное гениальными учеными по приказу политиков-психопатов. Символические вещи действуют на политиков так же, как и на остальных людей, и советское руководство, увидев SLAM, могло бы задуматься об ответе с еще большим разрушительным потенциалом.
Поэтому от SLAM было решено отказаться. Ее объявили «моделью для отработки технологий»: опыт создания ракеты, способной выдержать нагрев, пригодился потом в аэрокосмической отрасли, а система навигации TERCOM и поныне стоит на американских «Томагавках» и ALCM, их аналоге в ВВС.
К сожалению, о современном российском «Буревестнике» известно слишком мало для адекватного сопоставления со SLAM. Однако с уверенностью можно сказать, что похожи они лишь концептуально. «Буревестник» — ракета дозвуковая, сверхмаловысотная, гораздо меньше американского предшественника (9 метров против 27) и, судя по всему, не оставляет за собой радиоактивного следа. Как минимум, на это не жаловались западные экологи.
Однако о доктрине применения «Буревестника» российское руководство пока не сообщало, а как ракета действует на практике, — лучше никогда не увидеть.