«Расстрелять их на месте»: в Москве начался судебный процесс по делу о теракте в «Крокусе»

Суд закрыл процесс по делу о теракте в «Крокус Сити Холле»
Обвиняемые перед началом заседания Второго Западного окружного военного суда по рассмотрению по существу уголовного дела о теракте в концертном зале «Крокус Сити Холл» в Апелляционном корпусе Московского городского суда, 4 августа 2025 года Сергей Фадеичев/ТАСС
Спустя больше года после трагедии в «Крокусе» уголовное дело дошло до суда. На скамье подсудимых 19 человек, в зале десятки журналистов и пострадавших. Как толпа прорывалась на заседание и боялась бесхозной сумки в туалете, а адвокат потерпевших спорила с судьями — в репортаже «Газеты.Ru».

«Заседание номер один»

«Сегодняшнее заседание номер один для Российской Федерации, у здания суда уже собралось огромное количество журналистов...» — тщательно репетирует ведущий в пиджаке, прохаживаясь по дороге перед Мосгорсудом.

За ним на обочине выставлено больше десятка камер, нацеленных на крыльцо суда. Толпа репортеров окружила корпус еще за час до заявленного старта слушаний. Сегодня в здании Мосгорсуда начали рассматривать по существу уголовное дело о теракте в «Крокус Сити Холле» (его ведет 2-й Западный окружной военный суд, но для громкого процесса он «одолжил» помещение у Мосгорсуда).

«16 месяцев и 11 дней прошло с момента задержания террористов», — не обращая внимания на окружающих, повторяет свой текст другой корреспондент.

Журналисты ждут начала процесса у Мосгорсуда Анна Громова/\«Газета\»

В марте 2024 года при теракте в «Крокусе» погибли 149 человек, включая шестерых детей, пострадали более 600 (почти половина жертв умерла не из-за огнестрельных ранений, а из-за пожара, который устроили террористы). Ответственность за атаку взяло на себя афганское отделение «Исламского государства» (организация запрещена в России) — «Вилаят Хорасан» (также признана террористической и запрещена в России). Теперь на скамье подсудимых 19 человек. Из них 13 обвиняют непосредственно в терроризме, остальных — в содействии террористической деятельности.

Выносить приговор будет коллегия из трех судей (Тимур Жидков, Роман Владимиров и Алексей Пешков). Журналисты заранее ждут, что после начала процесс сразу закроют от прессы, сославшись на наличие в деле государственной тайны (как это часто бывает в подобных случаях), но пока это лишь предположения.

Когда представителям СМИ разрешают зайти с улицы в здание Мосгорсуда, в дверях моментально образуется толкучка.

«Уважаемые репортеры, выстройтесь в отдельную очередь, здесь [обычные] граждане тоже находятся, пропустите их», — командуют приставы у рамок металлодетекторов.

«Граждане есть?» — устраивают перекличку журналисты. — «Пройдите, там для вас отдельная рамка».

Всех тщательно обыскивают, не разрешая проносить с собой даже алюминиевые баночки с напитками (примета резонансного дела, так как во время обычных слушаний в Мосгорсуде их не отбирают, но всегда требуют оставить на входе при повышенных мерах безопасности). Дверь в сам зал суда перекрыл рослый пристав в маске и бронежилете. Мимо него проходит внушительная группа таких же. «Ох ты, как вас много», — удивленно выдыхает один, глядя на репортеров.

«Зачем такие меры, они же там все равно за решеткой?» — удивляется молодая журналистка.

«Они не за решеткой, а за стеклом, в «аквариуме», — объясняет ее опытный коллега. — Сквозь решетку он мог бы высунуть руку и задушить тебя».

«А кто адвокат у обвиняемых?» — интересуется строгая корреспондентка в черном пиджаке у такой же коллеги.

«Не знаю, адвокаты террористов обычно берут самоотвод во время процесса», — отвечает та.

«Сами пусть себя защищают. Не надо их защищать, расстрелять их на месте», — резюмирует ее подруга.

«Никакие стендапы, никакие трансляции в коридоре суда не ведутся, все на улице», — строго предупреждает собравшихся сотрудница судебной пресс-службы.

«Если увидят по камерам, что вы снимаете тут, будет административный протокол», — запугивает вышедший из зала пожилой мужчина в форменной фуражке.

«Этот пристав по-моему везде мелькает, где есть пресса, знакомое лицо. Он вроде адекватный, хотя жужжит перед заседаниями», — вполголоса переговариваются журналисты.

Заседание, ожидаемо, задерживается. «Душноватенько становится», — вздыхают девушки-корреспондентки, обмахиваясь распечатками со своим текстом. Окна в коридоре закрыты и заперты (видимо, тоже в целях безопасности). «Тут духота, я буквально дышу потом мужских операторских тел», — жалуется другой корреспондент. — «Здесь журналистов больше, чем потерпевших». По подсчетам СМИ, на начало слушаний в Мосгорсуд пришло более 100 журналистов и лишь около 30 потерпевших из 2,4 тыс. признанных таковыми.

«Люди с понурой головой»

Наконец обвиняемых привозят в суд (проведя их в зал в обход журналистов, через специальный «конвойный» вход) и разрешают корреспондентам по очереди ненадолго зайти и отснять подсудимых. Последних так много, что они не помещаются в одном «аквариуме» и разделены по двум.

Журналистов интересует четверка террористов, которые были непосредственно исполнителями теракта (все иностранные граждане, уроженцы Таджикистана: Мухаммадсобир Зокирчонович Файзов, Шамсидин Фаридуни, Далерджон Баротович Мирзоев и Саидакрами Муродали Рачабализода).

«В каком «аквариуме» четверо главных сидят?» — допрашивают репортеры коллег, которые уже побывали внутри.

После фотосъемки внутрь пропускают уже всех желающих. «Добро пожаловать, только не бегите», — иронизирует пристав. Несмотря на его слова, в дверях снова давка из корреспондентов.

«Изверги, не давите! Осторожно, тут же девушка! Парни, ну что вы делаете, никуда они [террористы] не убегут!» — ругаются журналисты.

Зал для слушаний выбран внушительный, подобный которому редко использует Мосгорсуд (к примеру, известное дело бывшего замминистра Тимура Иванова недавно рассматривали в куда более скромном помещении). Он вмещает до 150 человек и считается одним из крупнейших в Европе. Длинные ряды скамей, над тремя креслами судей массивный позолоченный двуглавый орел, по стенам крупные портреты известных личностей, вроде Цицерона, с их цитатами о правосудии.

Обвиняемые так далеко, что с мест журналистов их практически невозможно рассмотреть. Немногие из подсудимых, кого видно, сидят с опущенными лицами, руки за спиной — с них не снимают наручники даже в «аквариуме». Рядом с обвиняемыми два ряда адвокатов и переводчиков.

«Тут в зале 16 переводчиков, в том числе с чеченского», — утверждает мой сосед. «Да не может тут столько поместиться», — не верят ему.

Главный из тройки судей, как положено, проверяет, все ли нужные участники присутствуют в зале, и верна ли известная личная информация о подсудимых (состоит ли в браке, сколько детей, где работал и т.д.). После этого прокурор неожиданно объявляет, что участникам процесса, в том числе ему самому грозит опасность — по оперативным данным, сообщники обвиняемых планируют провокации. Поэтому у суда есть законное право закрыть процесс, о чем и просит гособвинитель.

Подсудимые не возражают, но слово берет представитель группы из 127 потерпевших, заслуженный адвокат России Людмила Айвар. Она просит исследовать доказательства в закрытом режиме, но все ключевые решения озвучивать в открытом.

«Поскольку гласность никто не отменял. Данное дело является особо значимым для общества, у общества и государства особый интерес к нему», — мотивирует юрист.

Судьи переглядываются друг с другом, после чего главный объявляет, что суд, «совещаясь на месте», постановил дальнейшие разбирательства по делу проводить в закрытом режиме. Приставы выгоняют прессу из зала, не разрешая даже остаться в коридоре под дверями.

«Чья сумка? Тут в женском туалете кто-то оставил сумку», — испуганно подходит к сотрудникам одна из журналисток (очевидно, опасаясь объявленных провокаций). В туалет с подозрительной сумкой, который находится прямо по соседству с залом заседаний, заглядывают сразу трое приставов, но выясняется, что она принадлежит посетителю, оккупировавшему кабинку.

Одна из представительниц потерпевших успевает рассказать репортерам в коридоре, что сейчас пострадавших интересует вопрос исков (они могут требовать денежную компенсацию за материальный ущерб и моральный вред).

«Оказывается, мало кто из потерпевших знал, как вообще можно было это сделать. Только кто и так связан с юридическими делами, наверное, понимал, куда надо какие документы отнести и так далее. Сейчас люди встретились, познакомились между собой и активно общаются на эту тему», — отмечает женщина (согласно судебным документам, по делу о теракте в «Крокусе» было заявлено 27 гражданских исков на общую сумму 65 млн 764 тыс. 603 рублей).

На улице тем временем начинается дождь. Находчивые журналисты укутывают камеры в целлофановые пакеты. Некоторые начинают расходиться, но тут на крыльце появляется одна из потерпевших, аккуратная пожилая женщина в очках и костюме, которая представляется архивариусом Татьяной Рузановой. В день теракта она пришла в «Крокус» на концерт.

«Мы каждый год ходим с приятелем на концерт группы «Пикник», в этом году уже сходили, кстати.... Осознание того, что произошло [во время теракта], естественно, появилось позже... Мы не успели туда [в сам концертный зал] дойти, началась стрельба, выручило, что перед нами были другие люди. Мы были испуганы, мы надышались дыма, нам повезло, что мы смогли не задохнуться», — делится Рузанова с обступившими ее плотным кольцом журналистами.

Одна из выживших в Крокусе в окружении журналистов у Мосгорсуда Анна Громова/\«Газета\»

«Как они [террористы] сейчас себя ведут?» — интересуются репортеры.

«Тихо сидят с опущенной головой, отвечают на вопросы, что им задают... Никого из них я не узнала, но я бы не запомнила их тогда, даже если бы видела кого-то», — отвечает выжившая.

«Зачем вы сегодня пришли, что вы почувствовали при их виде?» — засыпают вопросами корреспонденты.

«Захотелось прийти и узнать, что скажут, что происходит. Сегодня я увидела этих людей ближе. Я вижу, что это люди. Люди с понурой головой. Не могу сказать, чувствуют они вину или нет. [Больше] ничего не могу сказать».

«Какое наказание должно быть?».

«Максимально, кроме расстрела».