Вот цитата из адвоката Татьяны Акимцевой, она защищает Алексея Пичугина. Адвокат Акимцева комментирует вызов в Генеральную прокуратуру отца Иоанна, духовника Алексея Пичугина: «Отец Иоанн человек духовный и в делах светских не сведущ. Кто знает, какая провокация может произойти».

Интересно, как две противоборствующие стороны одного и того же правового процесса одинаково плохо понимают, чем занимается священник. Обе стороны, и государственная машина в лице прокуратуры, и защитница госпожа Акимцева, судя по их действиям и словам, полагают, что исповедь – это нечто вроде черной бухгалтерии, такой как бы документ, где зафиксирована схема места преступлений или технология мошенничества, непрерывно ведущаяся запись событий, в таком что ли духе.

А вообразите себе Чистый Четверг, когда даже самый нестарательный и забывчивый человек старается пойти в храм и накануне светлого Христова Воскресения очистить от ужасных накоплений не очень-то праведную свою душу. В большом храме несколько сот прихожан, толпа, священников двое или трое, к каждому очередь; есть очень тщательные отцы, они не устраивают общей исповеди, поговорят с каждым своим чадом, послушают, поругают – и отпустят грехи властью, данной Богом.

Вот содержание одной такой исповеди.

Прихожанин Кирилл (набирая воздуху в грудь, слегка побледнев от волнения): Отец Иоанн, я…

Отец Иоанн: Падал?

Прихожанин Кирилл (в недоумении): Ох, батюшка, падал. Вы знаете…

Отец Иоанн: Ну вставай да иди себе.
И покрывает голову этого Кирилла епитрахилью.

Речь идет не о том отце Иоанне, который в храме на Воробьевых горах, а о другом, он служит в Крапивниках, в храме Сергия Радонежского. Но разницы в содержании их служения нет никакой. Исповедь – не место для признательных показаний. Исповедует человек грехи, а не ситуации. Украл что ли, спрашивает, например, отец Иоанн. Украл, отвечает прихожанин. Он сам знает, что имеет в виду, и в этом осознании, в желании и способности искренне раскаяться в совершении своего греха, а отнюдь не в точности изложения фактов – его работа как верующего. А работа отца Иоанна я не знаю в чем состоит, но точно не в фиксации слов исповедующегося.

У Алексея Ремизова есть рассказ про диспут насчет бытия Божия, такие диспуты были модны после октябрьского переворота. С одной стороны в нем участвовал блестящий оратор Анатолий Луначарский, народный комиссар (то есть министр) культуры; с другой стороны – сивый поп, как пишет Ремизов, из тех, кто даже воскресную проповедь читает по бумажке. Первым два часа говорил нарком Луначарский, доказывал, будто Бога нет, воодушевил толпу до чрезвычайности, лица людей горели. Потом слово предоставили этому отцу Иоанну, у которого какие уже могли быть аргументы. А он просто вышел, перекрестился и сказал:

— Христос воскресе!

— Воистину воскресе! – грянула в ответ толпа как один человек.

Наивный такой отец Иоанн.