На заседании совета по развитию гражданского общества и правам человека в Нальчике один из лучших российских специалистов в области межнациональных отношений Эмиль Паин призвал президента обратиться к опыту советского интернационализма. Мне наиболее адекватной оценкой этого опыта кажется анекдот про Рабиновича: «Рабинович, что такое пролетарский интернационализм? — Сформулировать трудно, но ехать надо». Но речь идет об очень важных и совсем не смешных вещах: стоит ли кроить единый российский народ, которого, несомненно, до сих пор нет, по лекалам народа советского. Его представители как раз есть и пока еще составляют большинство российского населения.

Вот как объяснил свою идею Эмиль Паин: «Ныне в международном научном сообществе происходит переход от поддержки концепции мультикультурализма к поддержке концепции интеркультурализма… Различия лишь в том, что мультикультурализм исходил из того, что власть должна защищать особенности. И это часто приводило к замкнутости… Интеркультурализм исходит из того, что разнообразные культуры должны взаимодействовать, необходимо создать условия для взаимодействия на гражданской основе, на основе понимания того, что мы жители одного государства, одного города, одного поселка, дома, одного дела, и обладаем общей ответственностью… Интеркультурализм в истории имеет лишь один пример массового применения — это Советский Союз и его политика интернационализма. И есть доказательства эффективности этой политики. Самым главным индикатором готовности людей к сотрудничеству с представителями другой культуры является готовность вступить в брак. Так вот, доля межэтнических браков в Советском Союзе была в пять раз выше, чем в Российской империи. И с тех пор, как эта концепция перестала действовать, она падает вот уже 20 лет ежегодно…»

Мне эта логика не кажется корректной по многим причинам. Во-первых,

на постсоветском пространстве никаким мультикультурализмом не пахнет, там пахнет не слишком удачными попытками создать национальные государства.

Но число межнациональных браков падает явно не из-за этого. Относительно России вообще до сих пор непонятно, какое государство здесь хотят создать. Во-вторых, как раз в странах с этим самым мультикультурализмом браков между представителями разных культур вполне хватает, их количество скорее растет, чем уменьшается, а чувство общей ответственности уж точно выше, чем в сегодняшней России.

Еще менее убедительными кажутся мне доказательства эффективности политики советского интернационализма. Она в значительной степени оставалась фикцией, как и все прочие, возможно, изначально осмысленные начинания советской власти, например, те же пятилетние планы, ни один из которых так и не был выполнен. Жители разных частей советской страны, несмотря на жизнь в общем социалистическом бараке, не особенно хорошо разбирались друг в друге. Я лично был свидетелем того, как во вполне культурном городе Киеве (где, к слову, родился Эмиль Паин) вполне образованные люди называли киргизов казахами и не знали, что Ташкент столица Узбекистана. Что касается межнациональных браков, они в Советском Союзе заключались не по принципу соединения людей разных культур. Культура была одна, советская. Про ее качество однажды замечательно сказала одна из моих школьных учительниц литературы: «После революции культуры в России больше не стало, просто большевики размазали ее тонким слоем по всему населению».

Разумеется, ислам, православие, буддизм подспудно и подпольно существовали в СССР, но, когда узбек женился на русской, это явно был не брак мусульманина с православной. А

концерты с участием представителей всех «братских республик» в национальных костюмах, равно как идеологические разглагольствования о дружбе народов или одноименный фонтан на ВДНХ, не отменяли бытовых межнациональных противоречий, антисемитизма, бытовых антикавказских настроений.

Опять же большой вопрос, было ли у так называемого советского народа общее чувство ответственности за страну. По-настоящему оно проявилось лишь однажды — во время Великой Отечественной войны, да и то, по рассказам моей бабушки, многие люди воевали с искренней надеждой на то, что победим немцев и в награду Сталин отменит колхозы. После войны и ослабления сталинской удавки на горле страны этот самый советский патриотизм, казенный по большей части, неуклонно ослабевал. А уж когда перестройка и гласность открыли информационные шлюзы, никуда не девавшаяся и не истребленная ни депортациями, ни попытками превратить истории населявших СССР народов в бессмысленную прелюдию к новой единственной правильной истории коммунистического царства, национальная идентичность хлынула из всех щелей. Предельная экономическая неэффективность, тотальная ложь, всегда остававшаяся фундаментом советской власти, и неубитая национальная идентичность стали ключевыми факторами распада СССР. А низкие мировые цены на нефть только подтолкнули неизбежный процесс. Собственно,

сам факт очень быстрого, по историческим меркам, распада СССР является наиболее убедительным аргументом против попыток повторять советский опыт формирования единого народа с помощью подавления прав и свобод людей.

Гораздо разумнее, хотя и намного сложнее, создать в России такие условия, чтобы люди всех национальностей, вер и культур своим осмысленным трудом и талантом делали ее своим общим желанным домом. Домом, а не бараком или тесной коммунальной квартирой.