Мы не рекламируем вышедшие издания, но нельзя пройти мимо книги, выпущенной в рамках федеральной целевой программы «Культура России» Министерством культуры РФ как совместный проект ЗАО «Артхроника» и ФГУ ГМВЦ РОСИЗО, с вступительной статьей Галины Ельшевской и Ирины Алпатовой.

Это не просто книжка и не просто раритет. Это воплощенная память о целой эпохе неподцензурного творчества многих талантливых людей. К сожалению, мы склонны забывать, что самостояние таланта — как правило, подвиг.

Издатель и соавтор художественного журнала А-Я показал мне недавнее, но уже ставшее раритетом издание: Захар Коловский и Анна Колупаева полностью собрали под одной обложкой все семь номеров легендарного альманаха и выпустили в свет. Здесь и иллюстрации, и статьи, в которых был выработан свой собственный язык описания современного искусства. Это издание — отличный путеводитель по московскому авангарду 80-х. И с этим не станет спорить никто из тех, кому известно, что именно это издание дало путевку в жизнь и славу таким величинам нынешнего мирового художественного процесса как Эрик Булатов, Франциско Инфанте, Эдуард Зеленин, Илья Кабаков и другие.

Делали журнал двое. Из Москвы — культуртрегер и звезда столичного андерграунда Алик Сидоров, укрывавшийся по понятным причинам за псевдонимом Алексей Алексеев. В Париже — скульптор и художник Игорь Шелковский. Для любого непредвзятого читателя, заполучившего в руки это уникальное издание, может показаться невероятным, как два человека, прочно на то время разделенные границей, могли совершить это чудо. Потому что это подвиг, причем подвиг тихий, без ненужной огласки, без всякой рекламы и рисовки. Огласка, впрочем, была бы смертельно опасной для остающегося в отечестве соиздателя. Поэтому в то время об авторстве Алика Сидорова знали только самые близкие люди.

При этом журнал в определенной среде имел огромный отклик.

А-Я по тем временам занял пустующую нишу: никто толком ни в России, что понятно, ни на Западе, что понятно тоже, не мог методически обозреть текущий русский художественный авангард.

Западная критика остановилась на прогремевшей на весь мир выставке в павильоне «Пчеловодство», чему предшествовала знаменитая «бульдозерная выставка» и позже спонтанные выставки в парке Измайлово. Но это было в 1974 году, а вода продолжала течь. Именно А-Я представил публике работы авторов «после бульдозеров», и эти авторы впоследствии стали, быть может, более знаменитыми и славными, чем их коллеги Плавинский, Немухин, Целков, Рабин. Это была новая когорта, которой выпало на долю завершить дело «похищения Европы». И, как оказалось, его закрыть. После них, в следующем поколении, кажется, только одному здешнему автору удался проект покорения Старого Света — Олегу Кулику. Но для этого ему понадобилось сидеть голым на цепи в Амстердаме и лаять собакой.

Авторы А-Я на цепи не сидели и не гавкали. И даже не кричали кикиморой. Тогдашний период московского концептуализма предполагал респектабельность при не слишком вызывающем нонконформизме. В конце концов, тот же Булатов прежде всего был очень хорошим живописцем и мастером, а уж концептуалистом — лишь на фоне соцреалистического хлама: он мягко пародировал официоз, но это отнюдь не было единственным содержанием его работ. И даже в быту эта генерация была чуть ли не буржуазна: они имели хорошие мастерские, они питались хорошими продуктами и зарабатывали неплохие деньги книжным иллюстрированием. Их эпатаж носил характер домашнего розыгрыша, а в своей работе они придерживались норм высокого художества и этики мастеров...

Можно сказать, что они готовились стать классиками уже тогда, когда публика воспринимала их как потрясателей основ.

И достойно удивления то, что никто из них ни на йоту не ошибся и их работы нынче украшают первые собрания мира.

Стало банальным рассуждать о том, что под прессом тоталитаризма таланты зрели гуще и пышней. Напротив, все «поколение А-Я выросло и вызрело как раз в «оттепель». Эта прививка либерализма — как бы потом ни развивалось мировоззрение того или другого художника — наложила на них несмываемый отпечаток. Простая вера в простые вещи никогда их не покидала: тюрьма — не для художника, художник — не для тюрьмы. Слово «свобода», быть может, и не произносилось всуе, но само понятие было нормой. И слово «фашизм» трактовалось однозначно, и никакая игра при этом не подразумевалась. Относительность мнений и поступков не только не была в чести, но однозначно осуждалась. При этом в этой когорте, разумеется, не было фанатиков. Но не было и фарисеев.

~ Фактически увидевший свет репринт А-Я иллюстрирует именно это и может читаться под рубрикой «как это начиналось». Разумеется, всегда найдутся молодые и борзые критики, которые примутся сталкивать авторов этого проекта с парохода современности. Это мартышкин труд, все равно как заняться сегодня разоблачением передвижников. Все авторы А-Я украсили своими именами историю отечественного искусства, и с этим уже ничего нельзя поделать. Разве что, попытаться сделать что-нибудь получше. Пока, насколько можно судить по многочисленным попыткам, это ни у кого не получается.

Кроме того, редакция А-Я предприняла еще один рискованный проект. Редакция успела, пока еще не отменили цензуру, выпустить и литературный номер в середине 80-х. Ленинградский писатель Михаил Берг написал к нему предисловие, где замечательно отразил традицию цензуры в России. Если верить этому парадоксальному интеллектуалу, то цензура и была главным двигателем русской литературы. Не ходя далеко, если бы Достоевского не пытались повесить, может быть, мы и не имели бы «Братьев Карамазовых».

Автор — обозреватель «Независимой газеты», специально для «Газета-Комментарии»