Цивилизация
Религиозная окраска событий в Сирии усиливается день ото дня. Все чаще слышны разговоры о том, что на территории страны развернулась настоящая битва между двумя главными направлениями ислама — шиитами и суннитами. Однако ситуация не сводится только к этому противостоянию, все гораздо сложнее и запутанней.
Начать с того, что шиитов в стране ничтожно мало, около одного процента населения, подавляющее большинство которого составляют сунниты — это две трети сирийцев. Немало и христиан самых разных конфессий, примерно 10%.
Однако ключевую роль в происходящем играют алавиты, их чуть больше, чем христиан, — 12%, но к ним принадлежит правящая верхушка страны, включая многочисленное семейство президента Башара Асада. Не зная, кто такие алавиты, в сути конфликта не разобраться.
Эта таинственная секта возникла в лоне шиизма более тысячи лет назад. Само название говорит о том, что они считают себя последователями имама Али, зятя пророка Мухаммеда, с почитания которого и пошел шиизм. Но все не так просто. Алавиты в силу исторических и географических обстоятельств сильно отошли от шиитского мейнстрима. Начать с того, что они начали почитать Али как бога, что в исламе с его строжайшим монотеизмом недопустимо. Дальше больше. Али вместе с Мухаммедом и его сподвижником Сальманом аль-Фарси превратились в пантеоне алавитов в своеобразную троицу. Судя по всему, их верования и ритуалы претерпели значительное влияние не только христианства, но и гностицизма. К примеру, алавиты уверовали в реинкарнацию: праведники перерождаются в звезды и украшают небосвод, а грешники — в животных, идущих в пищу. Но здесь не место углубляться в религиоведческие детали. Достаточно сказать, что на протяжении долгой истории мусульмане (как сунниты, так и шииты) относились к алавитам с большим подозрением и подвергали их многочисленным преследованиям.
Однако в прошлом столетии алавитам удалось переломить ситуацию. Во многом это произошло благодаря французам. Управляя Сирией между двумя мировыми войнами, они опирались на религиозные меньшинства для контроля над суннитским большинством. Именно под их началом алавиты начали делать успешные военные карьеры. Поэтому не вызывает большого удивления, что пришедший в 1970 году к власти после очередного военного переворота Хафез Асад, отец нынешнего президента, оказался алавитом. Однако для многих это выглядело практически чудом. Американский историк-арабист Даниэль Пайпс по этому поводу пошутил: «Вообразите, что в Индии неприкасаемый стал махараджей, а еврей — царем в России». У шутки была и печальная сторона, и Асад-старший прекрасно ее осознавал. Вооружившись идеологией баасизма, причудливой смеси социализма и арабского национализма, он ввел в стране принцип светскости, который позволял алавитам и другим религиозным меньшинствам, включая христиан, впервые почувствовать себя на равных с суннитским большинством. Однако этого было мало. Да и пост президента, согласно конституции, мог занимать только мусульманин. Поэтому
Хафез Асад начал усиленно заниматься религиозной легитимацией алавизма. Делалось это двумя путями. Во-первых, он пошел на политическое сближение с ливанскими, иракскими и иранскими шиитами.
В результате основатель движения «Амаль» в Ливане Муса Садр издал фетву, в которой утверждал, что алавиты искони были шиитами. От всяких подозрений и предубеждений следовало отказаться. Эта фетва положила начало будущему союзу Сирии с Ираном и ливанской «Хезболлах». В стране на иранские деньги стали возрождаться шиитские святыни вроде усыпальницы дочери имама Али — Сейиды Зайнаб под Дамаском, открываться их учебные заведения. Во-вторых, сирийское руководство стало продвигать идею исламского единства, преодолевающего различия между суннитами и шиитами. Понятно, что в море этого единства алавитам было проще укрыться от вековой вражды. Да и печальный исторический опыт научил их не выставлять на всеобщее обозрение свои диковинные верования. Более того, они не раз успешно прибегали к учению «такийя» — мол, можно оставаться собой, внешне принимая обычаи своего окружения. На новом историческом витке это им весьма пригодилось.
«Исламизация» алавизма устраивала самих алавитов, принцип светскости — и алавитов, и христиан. Политический союз с Ираном — сирийскую элиту, а вот идея исламского единства не прижилась. Сунниты приняли ее в штыки еще в начале восьмидесятых, что привело к восстанию «Братьев-мусульман» (организация запрещена в России), жестоко подавленному. Но триггером нынешних событий стала не эта застарелая вражда, а совсем другое. Авторитаризм асадовского режима, значительно возросший за 30 лет его несменяемого правления, вступил в противоречие с интересами городского отчасти вестернизированного населения, которое требовало демократических реформ. Поначалу нынешний президент Башар Асад, унаследовавший власть после смерти отца, такие реформы обещал. Но потом что-то не заладилось. Огромная власть, аккумулированная в руках силовых ведомств, помноженная на генетический страх алавитской верхушки снова оказаться за бортом истории, привела к необратимым последствиям. Мирные выступления сторонников демократических реформ были безжалостно подавлены армией и тайной полицией. Началась гражданская война.
То, что эта война пробудила к жизни мощные силы религиозной вражды, не удивительно. Принцип светскости, как-то работавший в мирное время, не выдержал напора взаимного насилия. Сунниты быстро припомнили алавитам, что они язычники, шиитам — что они еретики, а христианам — что им вообще не место на святой земле ислама. И получили аналогичный ответ.
Внутренние распри были мгновенно подхвачены соседями — суннитскими монархиями Аравийского полуострова и Турцией и шиитским Ираном с верной «Хезболлах». Не забывают о своих интересах Россия и Китай. В кровавый омут незамедлительно ринулись воины мирового джихада, породненные с «Аль-Каидой» (организация запрещена в России). Понятно, что они не могут найти общий язык с теми противниками режима, которые требовали от Асада демократических реформ. Оппозицию раздирают непримиримые противоречия. Запад в растерянности: Асад, конечно, злодей, но оружие, посланное его противникам, может запросто оказаться в руках джихадистов.
Если бы Башар Асад рискнул вовремя пойти на демократические реформы и ради сохранения авторитарной власти не поставил на кон судьбы своих единоверцев и других религиозных меньшинств (прежде всего христиан), которые стали заложниками трагической ситуации, ее можно было бы избежать. Но история не знает сослагательного наклонения.
