Цивилизация
В тексте проекта петербургского референдума вопрос сформулирован просто: согласны ли вы с тем, что памятники истории и культуры федерального значения — здания Исаакиевского собора, Петропавловского собора и храма Спаса на Крови — должны остаться в управлении государственных музеев (то есть не перейти в управление РПЦ)? Да или нет? Без всяких «но», которыми так просто заболтать любой вопрос.
Реакция на инициативу со стороны петербургских властей и спикеров церкви оказалась предсказуемой и весьма показательной. Так, лидер законодательного собрания Петербурга, он же глава городской «Единой России» Вячеслав Макаров, еще до решения горизбиркома заявлял, что фракция не поддержит референдум о передаче Исаакиевского собора РПЦ.
А председатель Синодального отдела по взаимоотношениям Церкви с обществом и СМИ Владимир Легойда отметил в комментарии ТАСС, что «передача Исаакиевского собора Русской православной церкви регулируется федеральным законом о передаче религиозным организациям имущества религиозного назначения». В результате, по его оценке, «получается очень странная ситуация, когда фактически предлагается проводить референдум по поводу того, исполнять или не исполнять закон».
Но проблема, как представляется, куда шире вопроса о правовой подкованности пиарщиков церкви или ответственности перед собственными избирателями со стороны питерских депутатов.
Интереснее вопрос: а почему ни те ни другие не хотят проведения референдума по Исаакиевскому собору? Казалось бы, такого типа вопросы и должны на местных референдумах решаться.
Не в плане оценки федерального закона, а в плане правомерности и разумности передачи городского имущества общественной организации и де-факто уничтожения популярного в городе музея. Если уж такие вопросы не выносить на референдумы, то какие вообще тогда можно выносить?
Вероятно, никакие, с точки зрения начальства. Есть устоявшееся представление о том, что подмандатному населению лучше не давать лишнего повода использовать свои гражданские права. Иначе население натворит бог знает что. И потому власти старательно пытаются не проводить местные референдумы даже по самым болезненным вопросам.
На федеральном уровне норма о референдуме давно уже выхолощена и превратилась в спящую. По факту никаких референдумов не проводится с 1993 года, со знаменитого референдума «Да-да-нет-да». Несмотря на поддержку, которую получил президент Ельцин, граждане в массе своей не отказали в доверии и Верховному совету, так что кризис референдум предотвратить так и не смог. Как и его предшественник — горбачевский референдум о судьбе СССР.
Возможно, что это родовая травма нынешней элиты. Их карьера начиналась под референдумные страсти, и повторения бессмысленных плебисцитов они уже не хотят.
Их и в середине 90-х не очень хотели, потому и приняли де-факто запретительный закон, согласно которому для проведения референдума следует заручиться поддержкой двух миллионов россиян.
Но это вопрос референдума федерального уровня — а что в регионах? Там вроде бы есть масса вопросов, которые вполне могут быть вынесены на местный референдум. Федеральные власти говорят: мол, такая форма прямой демократии приветствуется, и вообще нужно местные референдумы поощрять и развивать. Однако есть нюанс — если на федеральном уровне власти опасаются референдумов, то что же может мотивировать местное начальство на проведение аналогичных мероприятий в своих епархиях? Как представляется, абсолютно ничего.
Любой губернатор не хочет у себя народного волеизъявления ровно так же, как и начальство федеральное не хочет его по всей стране.
Выборы можно проконтролировать, антивластный пафос голосующих — размыть, на участие в выборах можно не допустить альтернативных кандидатов и так далее. Выборы в этом смысле являются процессом прирученным и в известной степени контролируемым. То же касается и митинговой активности: лидеров протеста можно запугать или купить, дискредитировать их или цели митинга одновременным вбросом десятков версий.
С референдумом, на который выносится конкретный вопрос с простыми ответами типа «да или нет», так поступить гораздо сложнее.
И повестку, и вопросы для референдума власти ведь тоже не контролируют. Если на повестке судьба Исаакия, то и вопрос будет задан о поддержке решения правительства Петербурга о передаче музея церкви. Тревожит здесь и то соображение, что такой референдум почти неизбежно превращается уже в общественную оценку не просто решения властей, но и работы вполне конкретного губернатора Полтавченко. И ответов предлагается всего два: за или против.
Впрочем, один раз российские власти поэкспериментировали с форматом важного политического референдума общероссийского — и даже международного — звучания. Было это три года назад в Крыму.
Но есть нюанс: даже самые большие скептики вынуждены признавать — результат референдума был предопределен. И совсем не потому, что «голосовали под дулами автоматов». Просто крымчане и севастопольцы очень хотели «в родную гавань», что бы это ни значило.
Вспоминается любопытный эпизод, когда известный телепропагандист Владимир Соловьев в своем блоге написал: мол, решение о принятии Крыма в состав России подтверждено самой прекрасной формой волеизъявления — референдумом. Ему довольно быстро задали вопрос, не стоит ли по этому поводу провести референдум и в России. «Не стоит», — лаконично отреагировал аккуратный телеведущий.
Оно и понятно. Когда реакцию народа на референдуме нельзя предугадать на 100%, это может вывести из душевного равновесия любого, кто считывает и транслирует актуальные запросы властей.
