Цивилизация
35 лет назад Михаил Сергеевич Горбачев вернул советское гражданство Александру Исаевичу Солженицыну. К 1990 году советское гражданство нуждалось в Солженицыне значительно больше, чем он в нем, потому что было ясно, что само явление советского гражданства доживает последние месяцы, нужно было успеть хоть что-то с ним сделать. Например, вернуть на Родину Солженицына. Тогда же его восстановили в Союзе писателей РСФСР, отменив решение об исключении, принятое правлением в 1969 году.
Привилегиями советского паспорта Александр Солженицын в 1990 году не воспользовался: в Россию он приехал, когда паспорт снова стал недействительным по объективным историческим причинам. В мае 1994 года самолет американской авиакомпании Alaska Airlines, выполнявший рейс Анкоридж — Владивосток, совершил посадку в Магадане, к толпе, окружившей самолет по трапу спустился бородатый Солженицын. Вопреки распространенному мифу, он не встал на колени и не поцеловал землю. Он наклонился и дотронулся до земли рукой и сказал, что эта колымская земля стала могилой для тысяч, а может быть, и миллионов наших соотечественников.
Вот на последнем высказывании строится вся критика Солженицына со стороны вольнонаемной адвокатуры исчезнувшей навсегда советской власти — говорят, что никакие миллионы не гибли, вермонтский мудрец все выдумал. Так появился мем о «миллиарде расстрелянных лично Сталиным».
Впрочем, общий вектор публицистического творчества Солженицына и его исследовательской работы всегда был верным — советская власть в 30—50-е годы XX века массово использовала крайне жестокие репрессивные практики по отношению к собственному населению. О деталях написаны тома и проведены километровые споры в комментариях.
Зачем Солженицыну вернули гражданство?
1980-е годы — период острого дефицита не только товаров народного потребления, но, в первую очередь, идеологии.
Никто уже не верил в построение коммунизма, никто не молился на Ленина и даже на Маркса. Было очевидно, что даже если учение последнего верно, оно уж точно не всесильно — не получается по нему построить что-то лучшее, чем у других получается без него. Все больше людей бывали в странах Запада, все яснее и ярче формировалось представление о том, как люди живут там — в какие магазины ходят, на каких автомобилях ездят. И нельзя винить людей в том, что они судят о жизни по магазинам и автомобилям. В конце концов, идее человек служит тоже не просто так, а чтобы рано или поздно наладить собственный быт.
К концу 80-х стало очевидно, что машина Советского Союза не может ехать вперед, если никто не верит, что впереди ее ждет что-то потрясающее.
Старая идея построения коммунизма не то чтобы умерла, она скорее выродилась и стала смешной. На замену ей ничего не было.
Что интересно, левые режимы всегда нуждаются в многотомных обоснованиях своих идей, а режимы, основанные на рыночной экономике, почему-то обходятся без всей этой макулатуры. Просто вот теперь можно торговать, и как-то так оно само собой дальше заводится и едет. Потом на этом выстраивают государственные и общественные институты, потом наступает умеренное благоденствие при совершенном неравенстве.
Однако умирающий Советский Союз и возникшая на его могиле новая Россия не могли оставить свое общество без идей. Нужны были новые мудрецы и пророки. Тогда и вспомнили о пророке не столько новом, сколько изгнанном. И Солженицын с удовольствием согласился таким пророком быть. В его возвращении было что-то диктаторское, что-то северокорейское — френч, отдельный железнодорожный вагон, пресс-конференции, похожие на проповеди, и статья с обескураживающе пафосным названием «Как нам обустроить Россию».
Кому «нам»? — спрашивали люди. Сейчас 1994 год, в домах часто нет отопления, а те, кто еще не потерял работу, не получают зарплату по четыре месяца. Кто должен эту Россию обустраивать, Александр Исаевич? Когда человек не в силах обеспечить себя самым необходимым, сил на строительство нового града на холме у него уж точно нет.
Солженицын это понял и отправился жить так, как положено пророку, признанному в своем отечестве. Он давал интервью, где призывал Казахстан объединиться с Россией, становился академиком, получал ордена.
Сейчас многое из этого забывается за ненадобностью, но остается Солженицын — писатель.
Его «Матренин двор» есть в школьной программе для восьмого класса. И это книга идеологически совершенно неокрашенная, не имеющая ничего общего с обличительным пафосом, который обычно приписывают Солженицыну. Это простая и довольно откровенная деревенская проза.
Значительная часть слов в этом произведении непонятна не только современному восьмикласснику, но и взрослому человеку. «Кондовая Россия», «картовь», «картонный суп», «обапол», «межень» — это авторский стиль зрелого Солженицына, желание выглядеть близким народу. И желание не просто оправданное, а совершенно законное, именно благодаря его художественной прозе эти слова региональных диалектов остались в литературе.
Солженицын с любовью и пониманием рассказывает о самых бесправных людях на земле — русских крестьянах, превращенных в советских колхозников. О тех, кто как Матрена, готов отдать последнее, ничего в общем-то не имея. Причем отдать не эмоционально, без надрыва, не в порядке жеста, а просто потому что так устроена жизнь — надо постоянно что-то делать, надо постоянно кому-то помогать, потому что себе-то уже ничего не надо.
Отдав собственную горницу, Матрена погибает на железнодорожном переезде. Может быть, потому что нарушение целостности своего дома ведет к смерти? Этого Солженицын в виду не имел, но на то мы и потомки, чтобы толковать его литературное наследие в соответствии с тем, как складывается реальность, окружающая нас. В этом и величие настоящей литературы — при желании там можно найти ответов гораздо больше, чем вопросов, заданных автором.
В некотором смысле Александр Исаевич Солженицын постоянно возвращается к нам вне зависимости от гражданства.
Автор выражает личное мнение, которое может не совпадать с позицией редакции.