Новый год давно прошел, а январь закончится не скоро – о чем же еще писать, как не о русской зиме, бессмысленной и беспощадной, а к тому же еще и бесконечной в эту пору? Вот Георгий Бовт считает, что это она, русская зимушка-зима, виновата в том, что живем мы все-таки не очень. Да и то сказать, зима очевидна и всем надоела, а о других причинах (почему не очень живем) писать становится все более сложно и стремно. Ну, значит, зима.

И все же я не вполне с ним согласен. Если подходить с точки зрения климатических зон, то получится, что страны Центральной Америки с их тропическим климатом должны быть куда более развиты с точки зрения культуры и экономики, чем США и Канада, и обладать куда более прочными демократическими традициями, но этого мы в реальности не наблюдаем. Так что даже если в Стокгольме в среднем теплее, чем в Москве, это еще совсем не объясняет, почему оно вышло так по-разному. Вот, в скандинавском Заполярье возникла культура хюгге: темным и стылым зимним вечером сидеть у камина под простецким пледом с оленями с чашкой чего-нибудь ароматного и горячего и с любимой книгой. А вот в нашем Заполярье почему-то возникли колымские лагеря…

Объяснять их климатом начал еще Илья Эренбург: «А мы такие зимы знали, Вжились в такие холода, Что даже не было печали, Но только гордость и беда». Беда — это понятно. А гордится-то тут чем? Способностью выживать в условиях, где может погибнуть все живое? Но откуда берутся условия? Место, что ли, проклятое? Климат или иное какое логическое объяснение — это ведь уже попытка рационализации…

Сразу скажу, в чем согласен с Бовтом: климат сильно влияет на национальный характер. В конце концов, биологи подтвердят, что в разных климатических условиях востребованы разные модели поведения, так что неудивительно, что жители Средиземноморья кричат громче и размахивают руками чаще, нежели народности Крайнего Севера — могут это себе позволить в условиях умеренных температур. Якут же просто горло так себе застудит.

Но если говорить о константах культуры, тут скорее важен традиционный тип сельского хозяйства, под который подстраивается вся жизнь общества. Северные регионы (включая Скандинавию) — зона рискованного земледелия с коротким сельскохозяйственным сезоном и непредсказуемыми результатами. Где-нибудь в Италии работать в поле и в саду можно почти круглый год, и если случится неурожай одной культуры, повезти может с другой. В нашем Нечерноземье, не говоря о более северных районах, лето может оказаться слишком дождливым или сухим, могут не вовремя ударить заморозки и все такое прочее.

Будет ли, что запасти на зиму — неизвестно заранее. Отсюда наш вечный фатализм, наша неуверенность в результате.

А главное, слишком короткий период земледельческих работ, и отсюда привычка вкалывать без продыху, когда припрет, но медленно раскачиваться, тратить время на ерунду, когда сроки не поджимают — так наши предки отсыпались долгой зимой после летней страды.

Принятое в обществе поведение, кстати, связано не только с климатом. Коллективизм китайско-японского мира, огромная роль государства в нем связаны с тем, что главным злаком там всегда был рис, а его выращивание требует сложно устроенной ирригации. Все население просто было обязано выходить в одно и то же время на одни и те же работы под руководством государственного чиновника, а иначе — голодная смерть для каждого. Примерно так же это было устроено и в Египте с его разливами Нила, хотя там выращивали пшеницу.

Так не потому ли Европа стала колыбелью демократии, что в ней росло много всего разного на множестве самых разных площадей, орошаемых не из единой государственной системы каналов, а из частных источников и колодцев? Тут крестьяне могли себе позволить свободу, равенство и братство и рано или поздно до этого додумались.

Так почему же все-таки на наших Северах, вполне себе независимых по складу землепользования, возникло не хюгге, а бараки ГУЛАГа? Думаю, по одной простой причине: бескрайность евразийских просторов. Скандинавы, когда обнаружили, что их скудная земля не может прокормить растущее население, подались в викинги и отчасти осели на иных землях (включая Русь), но сопротивление было все же слишком сильным. Викинги не могли взять да и занять густонаселенные страны вроде Британии и Франции. Осталось обустраивать родные хижины с помощью того, что было доступно.

А у наших предков всегда были под боком Урал, Сибирь, Дальний Восток — пусть и не очень плодородные, но совсем мало заселенные территории. Всегда было, куда уйти, и держаться за свою пашню, свою избушку, свой неказистый, но уютный быт (хюгге!) просто не имело смысла.

Вместо этого можно было отправиться на Восток добывать государю землицы, да и себе пушной казны. Нас сгубил не столько холод, сколько бескрайность просторов.

Да впрочем, сгубила ли она нас — или напротив, создала, как культура рисовых полей создала уникальную китайскую цивилизацию? Мне кажется, что своеобразность нашей культуры и истории прежде всего в том, что она – фронтир или мост, место встречи (а значит, и конфликтов), поле поиска и эксперимента (а значит, порой неудачных и даже трагичных).

Вот все говорят, а мы попробуем запустить человека в космос или, скажем, построить коммунизм. Иногда получается, иногда нет, но это почти всегда опыт планетарного масштаба.

В этом, может быть, и есть уникальная национальная идея, которую теперь у нас пытаются то ли вычитать в древних летописях, то ли придумать с чистого листа, но только так, чтобы потешить нынешнее начальство. Не в том ли идея, чтобы быть этим фронтиром, смесью несмешиваемого, чтобы уютные икейские пледики сочетались с гремучей чучхейской риторикой в одном, отдельно взятом человечьем жилище? Зря ли страна одной границей уперлась в Скандинавию, а другой — в Северную Корею? Смешивать, чтобы убедиться в невозможности такой смеси. Чтобы большевизм возродил самодержавие, чтобы либералы привели к власти чекистов, чтобы каждый новый поворот истории изумлял своей непредсказуемостью и нелогичностью. Но зато нескучно.

Да что еще делать холодной и уже почти бесконечной зимой, которую ни прервать, ни отсрочить, в которой ничего от тебя не зависит, которую надо как-то пережить, дотянуть до настоящей весны, еще желательно не спутав ее с краткой оттепелью. Долго, холодно, скучно и хочется замутить чего-нибудь такого интересного.

Я вот, например, эту колонку пишу.