Если мы хотим, чтобы в (этой, нашей — нужное подчеркнуть) стране что-нибудь изменилось к лучшему, прежде всего надо перестать надеяться. Навсегда забыть о возможности светлого будущего. Убить в себе оптимиста, подобно тому как Егор Летов в своей известной песне предлагал убить в себе государство. Избавиться от культа успеха, крутизны, позитива и мажора как главной добродетели, верховного признака удавшейся жизни.

Заканчивается еще одна неделя еще одного года нашего существования в явной черной дыре (точнее, уж больно мелкая по масштабу, хотя и мучительно-затяжная вышла эпоха — черненькой дырочке) истории между погибшей страной СССР и не родившейся страной Россией. Умер Григорий Дашевский — один из немногих абсолютно светлых и абсолютно европейских людей в современной России. Наша власть на деньги будущих пенсионеров ненадолго купила себе Украину. У нас опять перестройка и ускорение, как при Горбачеве, только перестраиваемся мы на лад эпохи «Домостроя» Ивана Грозного, а ускоряемся в сторону от здравого смысла к очередному «особому русскому пути» — то есть, как обычно, по бездорожью, с матом и в никуда.

Сейчас, мне кажется, самое подходящее время для того, чтобы осознать: пессимизм в частной жизни человека, в его взглядах на страну и мир честнее и оправданнее, чем оптимизм. А лузерство и маргинальность вовсе не синонимы убожества.

В России, где норма всегда чудо, доблесть, исключение из правил, быть маргиналом гораздо почетнее, чем членом «царского двора», КПСС или «Единой России».

В Советском Союзе правил бал культ коллективного оптимизма, граничившего с дебилизмом. Миллионы частных жизней были отданы в кредит никогда не наступавшему светлому будущему. «Жила бы страна родная, и нету других забот», — пели по радио. Пламенный советский драматург Всеволод Вишневский сочинял пьесу под названием «Оптимистическая трагедия». Даже трагедиям в официальном советском мире надлежало быть оптимистическими. Марш энтузиастов стал не только одной из главных песен страны, но и способом существования миллионов людей. Потом, в позднем «совке», все это выродилось в сплошное делание вида. Государство делало вид, что платило, а люди — что работали.

Государство делало вид, что строит коммунизм, а люди, укрывшись от него подальше, пытались как-то устроить собственное благополучие. Или просто выжить.

После распада СССР на смену культу коллективного оптимизма пришел не менее дебильный культ оптимизма индивидуального. Сначала Чумак с Кашпировским, а потом толпы безвестных психологов и психотерапевтов, инструкторов по фитнесу и политтехнологов, малаховых геннадиев и малаховых андреев стали внушать людям, что они должны верить в собственное светлое будущее. Отчасти это было калькой с западного культа вечной молодости и успеха. Отчасти психологической компенсацией для нищих людей, в одночасье лишившихся страны и из поколения в поколение привыкших жить ради абстрактных государственных целей, забывая о себе. Нам начали впаривать всеми возможными способами идеологию, согласно которой человеком является только тот, кто красив, здоров, богат и успешен. А уродливый, больной, нищий, безработный — лох, однозначно.

Первым моментом прозрения способных к рефлексии людей стали протесты декабря 2011 года. Тогда некоторые здоровые, красивые, относительно богатые и успешные люди вдруг физиологически, как боль в ухе или горечь во рту, почувствовали: у них вроде бы все хорошо, а в стране все плохо и никаких радужных перспектив на горизонте.

Только это касается жизни вообще, а не конкретной страны России при конкретном Путине у власти. На самом деле никакого светлого будущего не существует. Будущее всегда темное на том простом основании, что мы никогда не знаем точно всех его деталей. Оптимизм и надежда — лишь формы страха перед неизвестностью, способы задрапировать реальность психологическими установками, уговорить себя, что все о`кей.

При этом пессимизм вовсе не парализует волю к действию. Просто человек осознает: важно делать то, что ему кажется правильным, здесь и сейчас. Но не уповать на то, что проблемы его личной жизни рассосутся сами собой когда-нибудь потом. Или что страна, где он живет, в один прекрасный день вдруг чудесным образом выйдет из состояния глубокого бреда.

Идея светлого будущего в России всегда маскировала темное настоящее в положении народа и райской жизни власти, создавая у миллионов людей ложные представления о самой сути бытия. Поэтому, в частности, для многих даже неглупых россиян стал полнейшей неожиданностью и трагедией вполне предсказуемый за пару лет до того и закономерный распад СССР.

У разумных людей есть веские основания считать нынешнюю ситуацию в России безысходной. Но в отношении будущего безысходна и одновременно имеет выход всякая ситуация: любая эпоха обязательно чем-нибудь кончается, но крайне редко так, как хотят эти разумные люди.

А менять мир к лучшему — и свой внутренний, и окружающий внешний — вполне можно, оставаясь пессимистом. Пессимизм — всего лишь псевдоним здравого смысла, не питающего иллюзий относительно человеческой природы.

В частности, поэтому пессимист в отличие от оптимиста не станет служить абсолютному злу в надежде сделать его относительным.

К тому же пессимисты всегда принимают в расчет, что нет никакой вечной жизни. Смерть моментально уравнивает «крутых» с «лохами», если пользоваться терминами новейшей российской классификации людей. И оптимистов с пессимистами.