— Вот, — сказал мне редактор, протягивая какую-то коробку, — возьмите и тестируйте.
— С удовольствием! — ответил я. — А что там?
— Строго секретно, — прошептал редактор. — Говорят, внедрять будут через месяц. На всех уровнях.

Дома я заперся на все замки, зашторил окна, заткнул ноздри ватой и раскрыл коробку. Внутри оказался обычный мобильный телефон — почти такой же, как мой собственный. Я пожал плечами и включил его. Телефон озарился изнутри и сыграл Моцарта. Неплохо.

Из приложений, кроме калькулятора и прогноза погоды, я обнаружил в приборе только одну иконку: что-то вроде усов, над ними — два глаза. Называлось это по-русски «Официальный помощник». Я ткнул в глаза пальцем, и на экране вспыхнула надпись: «Задайте Ваш вопрос!»

— Который час? — глупо спросил я.
— Обещаю посмотреть, о чем идет речь! — произнес телефон громким мужским голосом.

Я чуть не выронил его из рук. Между тем официальный помощник вновь предложил обратиться к нему с вопросом. Я пожелал узнать, сколько времени требуется, чтобы сварить пельмени. Помощник ответил:
— Это нужно спрашивать у участников данного объединения!

При этом — клянусь! — интонация у него была другая: суровые, я бы даже сказал, металлические нотки звучали в голосе.

Под телефоном в коробке я нашел письмо. В нем меня поздравляли с тем, что я стал тестировщиком инновационного российского приложения.

Официальный помощник был призван обеспечить «полное информирование населения по любым вопросам».

Он представлял собой альтернативу персональным помощникам типа Siri, а также поисковикам, соцсетям и СМИ. Интересно, что помощник мог отвечать на вопросы даже при выключенном телефоне. Кроме того, его можно было активировать голосовой командой «Окей, Дмитрий».

— Окей, Дмитрий! — произнес я.
— Слушаю вас! — отозвался телефон.
— Почему мне не поднимают зарплату? — поинтересовался я.
Помощник думал не дольше секунды.
— Мне не известно о том, чтобы какие-то указы готовились, — сказал он. Судя по тону, я оторвал от дела крайне занятого человека.

Скоро квартира наполнилась домочадцами, которые приняли официального помощника как члена семьи.

Жена заметила, что у Дмитрия приятный голос. А дети полюбили его за то, что на их глупости вроде: «Почему я шампунь?» — он отвечал развернуто:
— Все зависит от того, с какой стороны на это посмотреть. В нашей стране эти данные абсолютно транспарентны. А те, кто бросают нам бессодержательные упреки, пускай пеняют на себя.

Что касается меня, то в первую ночь я чуть не умер от страха, когда прямо над ухом кто-то гаркнул:
— То, что принято целесообразным!
Оказалось, сын произнес во сне: «Куда?» — и Дмитрий немедленно отозвался. Он вообще не пропускал ни одного предложения с вопросительной интонацией.

Теперь каждое утро в квартире начиналось с ритуального задавания вопросов. Официальный помощник знал все. Языки, путешествия, алгебра, уход за кожей лица — по каждому поводу он считал нужным высказаться. И, надо сказать, его комментарии имели эффект.

С изумлением я наблюдал, как меняются окружающие меня люди. Им не нужен был ни интернет, ни телевизор. Дмитрий умело подбирал ключ к каждому сердцу.

Кому-то он отвечал мягко, кому-то — сурово, кому-то — снисходительно. С моей точки зрения, это был абсолютно бредовый набор предложений, но звучали они внушительно. Я созвал узкий круг друзей и показал им Дмитрия. В течение трех часов с пеной у рта мои друзья кричали в чудо-телефон об экономической ситуации в стране, о скотском отношении к людям, о кадровом голоде и о коррупционной составляющей.

— Разумеется, — убежденно отвечал им Дмитрий, — это совсем не так! Два месяца — все-таки небольшой срок. Sapienti sat. Шрайб, шриб, гешрибен. Тут надо обращаться не ко мне, а в Министерство культуры.

Пораженные друзья разошлись со словами, что такого умницы они не встречали.

Через пару дней редактор вдруг похлопал меня по плечу и сказал: «У вас, оказывается, принципы! Хорошо, что мы все обсудили по телефону». Я понял, что официальный помощник каким-то образом взял на себя функции моего автоответчика.

После этого его развитие, если это можно так назвать, понеслось скачками. В два счета он заменил всю музыку в моем телефоне своими монологами.

Он начал отправлять от моего имени письма — вернее, короткие депеши, состоящие из двух-трех слов, вроде: «Первый раз слышу» и «Не имею намерения входить в ситуацию». Дошло до того, что мне в ящик стали валиться ответы от подозрительных людей с арабскими именами. Кроме того, Дмитрий обзванивал моих друзей и подолгу беседовал с ними, умудряясь лишь отвечать на вопросы.

Была пятница. Когда я ввалился домой, в прихожей меня встретил чемодан, набитый моими же вещами. Рядом в холодном молчании выстроилась семья.

— Знаешь, папа дорогой, — сказали дети, — ты лучше уходи. Ты нам ничего объяснить не можешь, не играешь, на вопросы не отвечаешь, а только мямлишь… Опять в телефоне полночи ковырялся. Скучно с тобой!

Закрывая дверь, я слышал, как сын весело крикнул: «Окей, Дмитрий! Что это — не помидор, а свистит?» — и как знакомый голос рассудительно заговорил в ответ.