Цивилизация
Что сделают мужчины, если в один трагический день жены официально откажут им в сексе? Поначалу они попробуют уболтать зарвавшихся супружниц, понадеявшись на то, что это всего лишь кокетливые угрозы и ни один человек в здравом уме и трезвой памяти на такую акцию не пойдет. В случае неудачи мужчины попытаются обратиться к профессионалам — в смысле в бордель. Ну а если и это не выгорит, остается одно — покинуть проклятый город. Все стадии — от отрицания до бегства — пройдут мужчины города Абсурдистан в одноименной комедии Файта Хелмера. В маленькой горной деревушке, расположенной где-то на просторах бывшего СССР, сломался водопровод и кончилась вода. Однако мужчины по своему обычаю, вместо того чтобы заняться ремонтом, сладко спят и выпивают в клубе, поэтому женщины принимают экстренные меры: заявляют, что секса не будет, пока не будет воды. Впрочем, если бы не юноша Темелко, которого, кажется, эта перспектива действительно испугала, город так бы и вымер, потому что никакая напасть не может заставить тамошних мужчин опуститься до того, чтобы начать работать.
Фильм снимался в Азербайджане, и режиссер на всякий случай постоянно подчеркивает, что Абсурдистан — это плод фантазии, не пародия, а выдуманное место.
Может, и выдуманное, но от героев и их упрямой лени веет чем-то невыносимо родным и знакомым.
Надо сказать, на фоне обычных для фестивалей гамлетовских трагедий подобные кустурицеобразные фильмы — легкие, веселые и бесшабашные — всегда выигрывают, по крайней мере, потому что после них не хочется застрелиться от тоски. А вот, к примеру, картина «Пробуждение ото сна» умудряется вместить целых три депрессивных драмы, одну драматичней другой. Сначала барменша-мать бросает своего сына, чтобы уехать с любовником в Берлин. Она отвозит Марселя к дедушке и ночью сбегает — вроде на пару дней, но понятно, что навсегда. Как только взаимопонимание с дедом и жизнь Марселя налаживаются, фильм, не дав передышки, бросается в пучину следующих несчастий: мальчик вырос, а дедушка заболел. Теперь дед будет потихоньку сходить с ума, а девушка Марселя обвинит жениха в том, что он слишком много внимания уделяет родственнику. Придя к трагически логичному финалу, эта история продолжится горестными, понятное дело, поисками матери. Кстати, последнюю часть фильма, когда Марсель приезжает в Берлин, показывали без перевода.
Зал разделился на две половины: одни кричали: «Остановите фильм! Где субтитры?!» Другие возражали: «Да и так все ясно».
Ясно, и, более того, именно так и задумано, о чем заявил режиссер фильма на пресс-конференции. Просто Марсель не говорит по-немецки, поэтому, приехав в Берлин, ничего не понимает. А значит, не должен понимать и зритель.
А вот в фильме Романа Балаяна «Райские птицы» приходится продираться не сквозь незнакомый язык, а сквозь полчища метафор. Начинающийся соответственно «Грузу-200» фильм о тяготах творчества на Украине во времена СССР постепенно скатывается в сюрреалистическую притчу. Однако тоталитарная реальность сама по себе вещь достаточно сюрреалистическая, что было успешно доказано Кафкой и Оруэллом. Поэтому полеты во сне и особенно наяву, символизирующие авторскую свободу, которым предается молодой украинский писатель под патронажем героя Олега Янковского, удесятеряют сюр, переводя драму в разряд комедий.
Действительно, что может быть забавней, чем Олег Янковский, нагло цитирующий сразу двух своих культовых персонажей — Мюнхгаузена («Мюнхгаузен умел летать», — не моргнув заявляет Янковский) и Волшебника из «Обыковенного чуда».
Или его экранная любовница Оксана Акиньшина, предлагающая, раз уж научились летать, совершить (как утки?) перелет в Париж. Или осознание того, что главную роль мог бы сыграть солист «Океана Эльзы» (договоренность уже была), если бы не уехал к моменту съемок в турне.
Тем временем Сергей Овчаров далек от фантастики и экспериментов. В конкурсе показали его «Сад» — самую что ни на есть классическую экранизацию классики. Овчаров старательно следует тексту «Вишневого сада» (весь он в полуторачасовую версию не влез, но режиссер говорит, что есть четырехчасовой вариант без купюр) и чеховскому пониманию комедии. Поэтому герои у Овчарова корчат рожи, выкидывают шуточные номера, жеманничают и кривляются. «Я написал водевиль, почти фарс. Не надо делать из меня плакальщицу», — цитировал Овчаров Чехова на пресс-конференции. А потом разошелся и стал выражать сумбурные восторги: «У Чехова поэтический, магический реализм. Это произведение невозможно снять, потому что это новый вид искусства. Стрелка зашкаливает, непонятно, что он за существо. Пришелец. Чехов писал в мучениях, в одиночестве. Из него ушла физиология, он остался эльфом». Экспрессия Овчарова, как излучение, поразила и журналистов.
Одна из присутствующих дам вскочила и стала потрясать вытащенной из сумки пластиковой вишневой веточкой.
Но теперешние киноверсии Чехова — все это экранизации после «Неоконченной пьесы для механического пианино», тягаться с которым почти что бессмысленно. Михалкову, чтобы создать стопроцентно близкое Чехову кино, не пришлось идти по тексту, он все перемешал и перекроил, но универсализировал чеховские пьесы, сняв драму фальшивых человеческих взаимоотношений. У Овчарова «Сад» — всего лишь сюжет об отмирании дворянства, которое, согласно фильму, предстает таким глупым и нудным, что, когда Раневскую в десятый раз зовут в дорогу, а она, заливаясь слезами, тянет про свой дивный вишневый сад, возникает непреодолимая симпатия к Лопахину. Езжайте уже, наконец, в свой проклятый Париж, достали!
