Цивилизация
К международной художественной биеннале в Венеции публика относится по-разному. Если сгруппировать более или менее сходные мнения, то образуются три основные категории. Одни считают, что биеннале – это соревнование, что-то наподобие олимпиады; другие думают, что это типичная ярмарка тщеславия; третьи же полагают, что имеет место интернациональное арт-шоу, эдакое развлечение для туристов. Надо заметить, все три характеристики небезосновательны.
Конкретно для России давно актуален вопрос, какова цель ее участия.
Прежде, в советское время, наш национальный павильон однозначно рассматривался в качестве идейного оплота социалистической культуры. А потом начались всякого рода метания. То мы прислушивались к рекомендациям «банды международных кураторов» и делали ставку на элитарность, то пытались представить свой текущий срез, то бросались в интерактивное развлекалово. Особых лавров не снискали. Да так ли уж они и нужны?
Судя по нынешней ситуации, все-таки нужны. Достичь победы почти нереально, но очень хочется. Косвенное тому подтверждение – выбор на роль куратора Бориса Гройса, бывшего нашего соотечественника и весьма известного в международных кругах искусствоведа. На него сделала ставку Стелла Кесаева, новый комиссар российского павильона. А Гройс, в свою очередь, сделал ставку на художника Андрея Монастырского. И сразу стало понятно, что возобладали-таки амбиции. Потому что творчеством Монастырского праздную публику развлечь невозможно, да и на статус «свадебного генерала» он тоже не тянет. Широко известен в узких кругах.
Зато он один из немногих русских художников, к кому выказывает интерес западная арт-общественность.
Андрей Монастырский (по паспорту Сумнин) весьма активно проявлял себя на поприще концептуализма в период застоя и начала перестройки. Акции его группы «Коллективные действия», осуществленные в 70–80-е годы, вошли во всевозможные хрестоматии, в том числе зарубежные. Приглашение Монастырского на роль единственного фронтмена (прежде мы обычно показывали в Венеции сборные выставки с несколькими авторами) означает, скорее всего, что Россия заскучала по призам. Чаще всего венецианские Гран-при присуждают именно отдельным персонам. Хотя гарантий никаких, естественно. Как философски заметил на пресс-конференции замминистра культуры Павел Хорошилов:
«Если дадут «Золотого льва», значит мы выиграли. Если не дадут, то вовсе не проиграли».
Проект «Пустые зоны» участники пресс-конференции обрисовали настолько общими словами (без единой картинки к тому же), что закралось подозрение: они готовят сюрприз. Даже в кулуарах никто не желал раскалываться. Сказано было о большой двухуровневой инсталляции, о том, что будет присутствовать некая интерактивность, что прошлое будет сопряжено с настоящим – ну и все, собственно. Даже немного странно, почему эту встречу в Минкульте назвали презентацией. Гройс отделывался общими рассуждениями или прятался за цитатами (в частности, привел фразу основателя концептуализма Джозефа Кошута о том, что «современное искусство состоит из инсталляций и апроприаций»). Василий Церетели, отвечающий за техническое состояние павильона, доложил вкратце, что крыша больше не течет (хотя такого просто быть не может: много лет текла, а теперь вдруг нет).
Стелла Кесаева преимущественно молчала, Хорошилов изредка взвешенно шутил.
Короче, информационная феерия. Собственные гипотезы о грядущем проекте могут строить лишь те, кто побывал на недавней выставке Андрея Монастырского в Московском музее современного искусства, или еще те, кто в принципе неплохо осведомлен о деятельности Гройса и о творчестве Монастырского. Таких мало. Может быть, что-то прояснится в апреле, когда в Москве пройдет симпозиум, посвященный как раз предстоящему венецианскому показу. Надо надеяться, что отсутствие спойлера – хороший признак. Будем болеть за наших. А за кого еще?
