Цивилизация
Космический гул, женский голос, звуки оформляются в слоги, а слоги — в слова, черный шар превращается в зрачок, зрачок — в глаз, глаз — во взгляд. Взгляд космической девы (Скарлетт Йоханссон), одинокой странницы за рулем белого фургона, внутри которого пустота, тоже космическая. Есть еще решительный мотоциклист (британский мотогонщик Джереми Макуильямс), но он не компенсирует одиночество, только усугубляет.
Он надзиратель, контролер, супервайзер: достает из придорожной канавы труп девицы, чтобы было с кого снять первый наряд (сетчатые колготки, короткая юбка, высокие каблуки), с нажимом смотрит в глаза, когда внутри у героини что-то сбоит, надламывается. Он следит за выполнением задачи, достижением поставленной где-то за кадром цели. Вернее, целей.
Раз за разом путешественница притормаживает у обочины и задает особи мужского пола вопрос: «Не подскажете, как выехать на шоссе?» Когда наживка схвачена, следует продолжение: «Куда путь держите? А где живете? Дома ждет кто?» И, наконец, решающий момент: «Может, подвезти?»
Когда очередной прохожий оказывается в кабине, вежливое предложение оборачивается шоссе в никуда.
Понять, что происходит на экране, проще, если знать содержание первоисточника — фантастического романа «Под кожей» (так, «Under the Skin», в оригинале называется и фильм) Мишеля Фейбера, австралийца голландского происхождения. Но это знание может оказаться лишним, незнание заложено в основу картины Джонатана Глейзера, режиссера выдающегося клипа на композицию «Rabbit in Your Headlights» проекта U.N.K.L.E. (это где Дени Лаван в куртке-аляске идет по туннелю и его постоянно сбивают машины), нескольких других музыкальных видео, в том числе для Massive Attack («Karmacoma» и «Live with Me»), Radiohead («Karmapolice» и «Street Spirit») и Blur («The Universal»), рекламных роликов, а также двух полнометражных фильмов — «Сексуальная тварь» и «Рождение».
Последний из них был снят почти десять лет назад и освистан на Венецианском кинофестивале. Придавать слишком большое значение этому не стоит: Роджер Эберт, например, «Рождение» очень хвалил, и не только он один. Но что бы там ни было, более легкую жизнь зрителю за прошедшие годы Глейзер не придумал. Скорее, наоборот. И в успешной «Сексуальной твари», и в более спорном «Рождении», при всех визионерских кроликах (за год до «Донни Дарко») и скандальном купании Николь Кидман в ванной с десятилетним мальчиком, режиссер рассказывал вполне доступные истории. Про британца, который наслаждается испанским пеклом, пока не приезжает его подельник из преступного прошлого. Про вдову, которую едва не сводит с ума мальчик, заявляющий, что он — это реинкарнация покойного мужа.
В фильме «Побудь в моей шкуре» Глейзер оставляет от литературной основы не скелет даже, а отдельные кости, этакие ребра жесткости, которые удерживают кино от превращения в видеоарт или даже в текучую визуальную массу, подобную той, в которую перерабатывается содержимое телесных оболочек на экране.
Связь оболочек с массой показана условно, образно, сюрреалистично. Даже о неземном происхождении героини Скарлетт Йоханссон здесь сообщают разве что первые кадры, отсылающие к любимому режиссером Стэнли Кубрику и его «Космической одиссее», — далее никаких объяснений, никаких подсказок.
Отбросив нарратив, обязательство рассказать историю, Глейзер пускается во все формалистские тяжкие, пытается подружить документальное с абстрактным, живое с формальным. Когда героиня Йоханссон заговаривает из своей машины с прохожими, ей отвечают реальные люди с неподдельным шотландским говором — эти сцены снимались на окраинах Глазго. Во время съемок многие попутчики неуверенно узнавали Йоханссон, говоря ей, что она похожа на знаменитую актрису. Тем убедительнее их реакции на ее располагающую улыбку, на участливый разговор, на взгляд, после которого сложно не пойти за героиней хоть в заколоченный дом, хоть в преисподнюю.
Ловушку же Глейзер снимает, как высокохудожественный видеоклип.
Раз за разом повторяется сюрреалистическая сцена: в пустоте по зеркальной черной поверхности идут двое, манящая и манимый, одежда, предмет за предметом, остается на этой поверхности, и обнаженный манимый начинает шаг за шагом погружаться в черную массу под ногами, пока не утопает в ней с головой. Так формальное съедает, поглощает, растворяет в себе живое.
Впрочем это не обязательный вывод: такое кино располагает к самым разным интерпретациям, степень оправданности которых сложно оценить. Игра с телами, поверхностями и деформирующим их взглядом может отсылать, а может и не отсылать к Жан-Люку Нанси — то, что его работы могут вдохновить на отличный хоррор о пожирании человека как крайней степени близости, давно доказала Клер Дени в «Что ни день, то неприятности». Зато точно можно сказать, что Глейзер находит довольно убедительный повод, чтобы поставить голую Йоханссон перед зеркалом и подробно рассмотреть ее.
Можно разбирать «Побудь в моей шкуре» как страшную сказку: в финале обязательный сказочный лес с избушкой и серым волком, который указал дорогу, а потом подкрался во сне и полез в штаны;
по дороге превращение из говорящего обрубка в человека. Можно подключить феминистскую кинокритическую традицию и говорить о том, что, пока героиня использует простейшие приемы соблазнения и пожирает мужчин без разбору, она выживает, хоть и не может похвастаться полнотой жизни. Но, перестав быть охотником, она тут же превращается в жертву.
Отдельного разбора может удостоиться эпизод с лампой, требующий усилий, чтобы удержаться от шуток про попытку заглянуть в себя. В общем, есть где развернуться. И даже если все это покажется ерундой, сложно ругать кино, самые очевидные выводы из которого обладают силой общих мест: жить в чужой коже сложно, быть не собой плохо, красота вообще никого не спасет.
