Рассказ Виктории Токаревой «Алик и Адик», написанный к 150-летию Московского зоопарка

Московский зоопарк в честь 150-летия попросил известных людей написать свои воспоминания о его посещении. В проекте приняли участие писатели Виктор Ерофеев, Борис Акунин, Денис Драгунский, Сергей Лукьяненко, Алена Долецкая, Виктория Токарева, поэт Андрей Орлов (Орлуша), режиссер Василий Бархатов, актер Вилле Хаапасало, телеведущая Арина Шарапова. 4 декабря эти рассказы прозвучали на литературном вечере «ZOO чтения. Мой зоопарк»: частью — в исполнении авторов, частью — с помощью приглашенных артистов. С любезного разрешения дирекции Московского зоопарка «Газета» публикует рассказ Виктории Токаревой, который на вечере читала актриса Виктория Исакова.

Виктория Токарева

Городок был маленький, провинциальный, весь в садах.

Посреди города протекала речка — не широкая, но чистая и, главное, своя. Городская. Все лето в ней купались мальчишки и даже взрослые. Переплывали от одного берега до другого.

На берегу стоял зоопарк — небольшой и непредставительный. Слона в нем не было, и тигра тоже не было. А крокодил был. Его звали Алик, производное от слова «аллигатор».

Многие считали, что крокодил ненастоящий, чучело. Потому что он не двигался, все время находился в одной позе и смотрел перед собой безо всякого выражения. Глаза его были тусклые от пыли. Некоторые видели, как работница зоопарка тетя Клава протирала его глаза мокрой тряпкой. А разве возможно у живого крокодила протирать глаза? У него пасть от уха до уха и зубы, как ножи-заточки. Вся морда состоит из пасти. Он лязгнет зубами пару раз — и нет тети Клавы. Так что — конечно, чучело, муляж.

Пробовали на всякий случай кидать крокодилу лакомства. Он не реагировал. Это еще раз подтверждало: в вольере чучело, и его живот набит соломой или старыми газетами, а может, опилками.

Но однажды произошло стихийное бедствие. Где-то прорвало плотину, и город залило водой. Река вышла из берегов. Вода поднялась и подмыла зоопарк. Разрушила железную решетку вольера и вымыла Алика со своего места. Вынесла в речку.

И тогда все увидели невероятное. Алик заработал лапами, проплыл в одну сторону реки, потом в другую, потом стал кувыркаться через голову, и его хвост шумно стучал о воду. Мелькали попеременно морда и хвост.

Далее Алик взмыл над водой по пояс, и все увидели его счастливое лицо, иначе не скажешь. Он улыбался. Зубы его были молодые и белые. А глаза горели, как два изумруда. Это был не плотоядный блеск хищника. Нет. Это было сияние счастья.

Алик развел передние лапы в разные стороны и плавно задвигался, как в ансамбле «Березка». Потом он расположил обе лапы в одну сторону на манер лезгинки и стал нарезать круги по воде.

Алик радовался, ликовал. Снова кувыркался и снова вздымал себя над водой.

Светило солнце, шел веселый грибной дождь. Весь город забыл про неудобство наводнения и высыпал на берег. Стояли по грудь в воде. Многие приплыли на лодках.

Счастье крокодила передалось людям. Счастье так же заразно, как и несчастье. Люди радовались, глядя на свободного Алика. Хоть он и аллигатор, но ведь тоже живая душа. К тому же он ничего плохого городу не сделал. Просто лежал себе и лежал, показывал свою спину из крокодиловой кожи. А сейчас у него праздник. И люди тоже радовались, хоть и вода. А вода что? Она же не вечно будет стоять так высоко. Осядет. И уйдет.

Так и было. Плотину починили в аварийном темпе. Вода ушла.

Пожарные накинули на Алика сетку и выволокли его из реки. Вернули в вольер.

Пришли сварщики, починили решетку. И все как было: вольер, в нем крокодил Алик.

На другой день его глаза стали тусклыми, хвост неподвижно замер, на морде никакого выражения.

И снова многие засомневались: а может, это чучело? И было невозможно себе представить, что тот крокодил, в реке, и этот, в вольере, — один и тот же экземпляр.

Эту историю рассказала мне моя бабушка, когда я была маленькая. А теперь я сама бабушка. И у меня есть внучка Даша.

Я одела на Дашу новое пальто: синее, с двумя рядами золотых пуговиц. И мы с ней отправились в зоопарк.

Первым делом мне захотелось посмотреть на крокодила. Он находился в стеклянном боксе для своей собственной безопасности, поскольку некоторые подвыпившие посетители кидали в крокодила пустые бутылки.

На боксе висела табличка с информацией: миссисипский аллигатор, подарен Советскому Союзу правительством Великобритании в 1946 году. До войны он обитал в берлинском зоопарке, а также успел побыть питомцем личного зверинца фюрера. Его имя было Сатурн, а за глаза — Гитлер и Адольф, сокращенно — Адик. Сейчас Адику 85 лет.

Я смотрю на него и вижу: старик. Казалось бы, на аллигаторах возраст незаметен. Еще как заметен. Пузо висит. Подбородок висит, как будто он положил в рот кирпич.

Я вглядываюсь в его глаза под тяжелыми веками и подозреваю, что у Адика депрессия. Его ничего не радует и не интересует.

Он не обращает внимания на посетителей, лежит и грустит и, возможно, вспоминает.

Говорят, что именно Адик стал прототипом крокодила Гены. Это маловероятно. Гена — добродушный, положительный. Добродушных крокодилов в природе не бывает, иначе зачем природа снабдила их такими зубами?

А вот грустные крокодилы бывают. И есть. Они тяжело переживают неволю и превыше всего ценят свободу.

Глаза у Адика большие и тусклые. Хочется протереть их тряпкой. Говорят, он оживляется только в тех случаях, когда слышит немецкую речь. Тогда он приподнимает голову и жадно вслушивается.

Он вслушивается в свою молодость, в то время, «когда фонтаны были голубыми и розы красные росли»…

Внучка стала дергать меня за руку. Ей надоело стоять на одном месте.

Мы перешли к птицам.

В клетке сидела пара попугаев, обнявшись крыльями. Они не расставались.

Молодой парень, работник зоопарка, сыпал им корм.

— Они так и будут сидеть? — спросила я.

— У них любовь, — объяснил парень. — Это его вторая жена.

— А первая где?

— Он ее заклевал.

— До смерти? — испугалась я.

— Нет. Но пришлось их развести по разным клеткам. Они не могли ужиться.

— Почему?

— Лола была скромная, безответная. Она его раздражала. Ему хотелось втереть ее пяткой в землю. А эта, вторая, ни с кем не считается, дерется, вопит, законченная оторва. Он ее обожает.

— Все как у людей, — заметила я.

— Ну конечно. Люди — ведь это тоже животный мир.

Мы с Дашей посмотрели жирафа Самсона и слона по имени Памир.

— А кто умнее, слон или человек? — спросила Даша.

— А как ты думаешь?

— Слон. У него голова больше.

Я посмотрела на часы. Пора было возвращаться домой.

— Идем к обезьянам, — потребовала внучка.

Я не люблю обезьян за то, что они действительно человекообразные. Шарж на человека. Подчеркивают все отвратительное в человеке.

— Пойдем! — настаивала Даша. — Они меня еще не видели.

Я поняла: моя внучка приходила в зоопарк не для того, чтобы посмотреть, а чтобы показать себя в новом пальто.

Возможно, звери ее запомнят. А так как многие звери и птицы живут дольше людей, то вполне вероятно, что они узнают Дашу через двадцать лет и даже через пятьдесят, когда она придет сюда со своими внуками. Запомнят не только Дашу, но и ее пальто — синее, с золотыми пуговицами, похожее на морской китель.