— Как вы попали на СВО?
— В связи с окончанием пандемии, весной 2022 года я ушел из ММКЦ «Коммунарка», где работал весь ковидный период. После объявления о начале СВО, чувствуя свой гражданский долг, мы с коллегой Александром Сергеевичем Анисимовым обратились в военный комиссариат Преображенского района ВАО города Москвы с вопросом о возможности прохождения военной службы в медицинской части.
В своей обычной работе мы сталкивались практически со всеми видами ургентных состояний, включая политравму. Я хотел принять участие в лечении и ведении пациентов с минно-взрывными, осколочными и огнестрельными ранениями.
После мобилизации и прохождения обучения в «Патриоте» мы отправились на линию боевого соприкосновения. На территории Луганской народной республики мы оказывали медицинскую помощь в медпункте полка военнослужащим и местному населению. Через полгода наш полк был передислоцирован в Курскую область, где медпункт был переформирован в медицинскую роту. Если медпункт можно рассматривать как поликлинику, то медицинскую роту — уже как госпитальный вариант, в котором есть приемно-сортировочное, операционно-перевязочное и госпитальное отделения. Здесь я стал командиром приемно-сортировочного взвода, а мой коллега Анисимов, с которым мы пошли на СВО, стал командиром операционно-перевязочного пункта. В июне 2024 года наш полк переместился в Белгородскую область, где мы продолжаем оказывать помощь военнослужащим в полевых условиях, на точках эвакуации и в передовом медицинском госпитале.
Военный хирург Павел Евгеньевич Круглов
Фото из личного архива
— Вы сейчас находитесь в Белгороде?
— Сейчас я нахожусь в командировке в Калининграде. Но вообще мы постоянно меняем место дислокации, это особенность нашей работы. Это могут быть эвакуационные точки на передовой, на линии боевого соприкосновения, это может быть развернутый медпункт в лесопосадке, иногда нас посылают работать в госпиталях.
— Если брать по линии боевого соприкосновения, то там разворачиваются точки эвакуации? Что вы там делаете?
— В этих точках мы оказываем первую доврачебную помощь бойцам, которые сами до нас добрались или которых нам привели их сослуживцы. После оказания первой помощи мы эвакуируем их санитарным транспортом, — обычно это машина или простые носилки.
Бывают ситуации, когда человек получает ранение непосредственно на линии боевого соприкосновения с врагом и у нас нет возможности его эвакуировать санитарным транспортом. Тогда ему оказывается помощь прямо на месте ротными фельдшерами. Далее собственными силами его выводят на точку эвакуации, где может быть оказана более квалифицированная помощь.
— Точки эвакуации могут перемещаться? Как быстро вы можете передвигаться с места на место?
— По поводу передовой я не могу ничего сказать, так как эта информация засекречена. Мы не можем разглашать детали о том, как мы перемещаемся, где живем и сколько времени это занимает. Противник тоже читает наши СМИ, и это может сыграть против нас.
— Куда вы эвакуируете бойцов?
— Либо в передовой медицинский госпиталь, либо в военно-полевой госпиталь. Все зависит от характера поражения, его серьезности.
— А если вы не успели помочь человеку, и он умер?
— Если ранение несовместимо с жизнью и человек при этом умирает, то его эвакуируют в черном пакете в морг госпиталя для опознавания военнослужащего. В остальном все то же самое: его точно также сначала уносят с поля боя в точку эвакуации, а оттуда — в госпиталь.
— Есть ли случаи из практики, которые вам больше всего запомнились во время службы на СВО? Может быть был какой-то особенно сложный пациент?
— Был случай, когда к нам в госпиталь привезли раненого бойца с сочетанным повреждением органов грудной полости, разрывом диафрагмы, проникающим ранением брюшной полости с повреждением селезенки, печени и кишечника. Естественно, чаще всего к нам поступают раненые, находящиеся в состоянии травматического, геморрагического шока. Ему незамедлительно была выполнена гемотрансфузия (процедура внутривенного введения донорской крови или ее компонентов). Это один из сложных случаев, но вообще я не люблю говорить на эту тему.
— Что изменилось со времен ВОВ в военно-полевой хирургии: какое новое оборудование у вас есть, новый наркоз?
— Общая анестезия, так же как и проводниковая анестезия, применяется в передовых госпиталях, на линии боевого соприкосновения они не используются. Местная анестезия может применяться и на линии боевого соприкосновения, но это с учетом, если есть фельдшер или врач. Она предполагает воздействие на определенную область тела, без общего влияния на сознание человека. Принять решение о том, какой вид анестезии использовать при операции, может только врач-анестезиолог, точно знающий особенности здоровья конкретного пациента, а также тонкости проведения предстоящей операции.
Оборудование, конечно, изменилось. На позициях мы можем оказать первую медицинскую помощь с помощью специального оборудования. В арсенале есть зажимы, одноразовые скальпели, перевязочные материалы и другие инструменты, необходимые для амбулаторной хирургии. Все медики и военнослужащие оснащены новыми индивидуальными аптечками, а вообще солдаты умеют сами оказать себе доврачебную помощь, это называется самопомощь.
— Как они оказывают себе самопомощь?
— Например, при ранении они вкалывают себе промедол, это наркотический анальгетик. Тримеперидин (действующее вещество промедола) нарушает передачу болевых импульсов в центральной нервной системе, повышает болевой порог и изменяет эмоциональную окраску боли, воздействуя на высшие отделы головного мозга. Также препарат оказывает расслабляющее и снотворное действие. Это помогает солдатам пережить боль. После самопомощи идет взаимопомощь: другие солдаты могут проконтролировать, есть ли кровотечение у бойца, перевязать рану, обработать ее.
А в военных госпиталях есть все то же самое оборудование, которое есть в гражданских. И в госпиталях как раз и делают общий наркоз, но со времен ВОВ тут многое изменилось. Например, уже никто не применяет морфин для наркоза.
— Получается, спасение солдата производится в несколько этапов?
— Да, самопомощь и взаимопомощь, затем первая доврачебная помощь и эвакуация в госпиталь.
— Чем отличается военная хирургия от гражданской?
— На гражданке хирурги сталкиваются со множеством патологий и выполняют оперативное лечение разной сложности, при этом меры безопасности для жизни пациента и врача соблюдены. В условиях боевых действий хирурги сталкиваются в большинстве случаев с боевой хирургической травмой, а также самостоятельно осуществляют выезды на места эвакуации в зоне линии боевого соприкосновения, где может прилететь минометный снаряд, «Баба-яга» (дрон с тепловизором) или FPV-дрон. Из-за этого медицинскому персоналу нужно спасать пациента, но еще и следить за небом.
Конечно, отличается и характер травм, с которыми работают хирурги. Это взрывные, минно-взрывные и пулевые ранения, ранения живота. Бывали, конечно, случаи, когда приходилось оказывать помощь при помощи подручных средств.
В некоторых ситуациях, особенно в условиях войны, приходится использовать предметы быта и импровизировать. В таких случаях важно помнить о жёстких и требовательных регламентах, которые необходимо соблюдать. Но на войне бывают разные ситуации, и иногда приходится отходить от установленных правил.
— Как начинается ваш день?
— Мы живем в блиндажах в лесополосе. Начинается наш день с собрания, где командир нам ставит задачи, которые должны быть выполнены в течение дня. Еда у нас по распорядку, как и у обычных солдат, мы ничем от них не отличаемся.
— А свободное время есть?
— Иногда бывает, это зависит от загруженности. Иногда раненных так много, что ни о каком свободном времени речи идти не может. У нас же не только есть раненные с передовой, мы занимаемся и бытовыми травмами, заболеваниями. Если кто-то заболел, он тоже обращается к нам.
— Оружие у вас есть?
— У военных врачей, конечно, есть оружие, которое вписано в военник. Это пистолет и автомат АК-12. Мне, к счастью, их использовать не приходилось.
— Вы получили награду «За спасение погибавших» за какой-то конкретный подвиг?
— Это медаль, учрежденная президентом РФ В.В. Путиным, и врученная мне 21 октября 2024 года, — одна из наивысших наград. Меня наградили за все время прохождения службы, не за какой-то единичный случай. Все это время наша медицинская рота постоянно спасает жизни в крайне тяжелых условиях, в том числе и под «прилетами», дронами, минометами, рядом с минными полями. Мы часто находимся на выездах с целью эвакуации больных и раненых. Часто самым сложным оказывается добраться до человека. И все из моего подразделения работают там, где это необходимо. Нет такой ситуации, когда кто-то отказывается идти.
— Ваш восьмилетний сын Максим, наверное, гордится папой?
— Когда я отправился на СВО, он еще не ходил в школу, все время писал письма Деду Морозу о своей главной мечте, чтобы папа вернулся домой. Сейчас моя жена Диана рассказывает, что он на все вопросы о том, где его папа, четко отвечает: «Мой папа на войне спасает жизни людей».
