Куликовская битва — это почти как Пушкин. Пусть не наше все, но львиная доля нажитого. По крайней мере, закончившееся вчера празднование 625-летия этого сражения на Дону убеждает именно в этом.

Скажите, некруглый юбилей стояния на Угре соберет 80 тысяч человек, как состоявшиеся торжества? На годовщину похода Ермака Аленина пригонят, как вчера к Красному холму, двухтысячное войско милиционеров, усиленное кинологической сотней с овчарками? Засадным полком — еще три сотни сотрудников ДПС, засевших на дорогах. Посадят в память о битве на Ворскле 40 тысяч деревьев на территории в 60 гектаров? Ничего этого не будет.

А вчера патриарх Алексий II совершил торжественный молебен в храме Сергия Радонежского, собравший тысячи паломников, и вместе с министром информационных технологий и связи Леонидом Рейманом гасил марку, выпущенную к юбилею. Погашенный владыкой почтовый блок вручили находящемуся здесь же министру культуры и массовых коммуникаций Александру Соколову, а президент Владимир Владимирович Путин лично позвонил патриарху и попросил передать народу, что мысленно он с ними. Военные присягу принимали, местные жители в компании с журналистами деревья сажали, в Москве в Историческом музее выставка «Князь и игумен» работу начала, а на поле Куликовом ряженые русские и татарские воины со всеми фотографировались за сто рублей.

Между тем все перечисленные исторические события по своей значимости для страны, как минимум, сопоставимы с Куликовской битвой. Как минимум.

Празднуем мы широко, но что именно празднуем? Надо сказать, что при ответе на этот простой вопрос все почему-то начинают волноваться и путаться в показаниях.

Не так давно нас хором уверяли, что именно с Куликовской битвы началось де падение татаро-монгольского ига. То, что через два года после битвы Тохтамыш сжег Москву, а еще сотню лет, три поколения, мы послушно носили дань, адептов этой трактовки не смущало. Смутило их другое — суверенно прогрессирующие татары начали возмущаться и отказываться почитать Дмитрия Донского, на памятнике которому до сих пор красуется «Победителю татар». Нынешний праздник тоже без этого не обошелся, к примеру, председатель Всетатарского общественного центра (организация запрещена в России) Талгат Бареев заявил, что отмечать юбилей Куликовской битвы в многонациональной России неверно, ибо тем самым татар «выталкивают из России», представляя их неким «внутренним врагом».

Ксенофобию немедленно поправили — про иго нынче предпочитают не упоминать, а противников задонских ратей срочно перекрестили из татар в этнически невнятных «ордынцев». На всякий случай подтянули председателя Совета муфтиев России шейха Равиля Гайнутдина, который озвучил новую трактовку: «Куликовская битва не должна отмечаться как праздник победы над татарами, потому что там татары не участвовали. В ней принимали участие отдельные сепаратисты, которые не подчинились своим правителям и пошли на вооруженный конфликт». Логично. Полевой командир Мамай изменил законному правителю Тохтамышу, а глава Северо-Западного федерального округа Дмитрий Рюрюкович пресек сепаратистские выступления.

Однако вопрос «Что празднуем?» остается.

Поэтому альтернативой прежней, «освободительной» трактовке выдвинули сразу две – «государственную» и «этническую». Первую озвучил на празднестве в Тульской области предстоятель Русской православной церкви Алексий II: «Куликовская битва отстоит далеко от наших дней, но это событие во многом положило начало российской государственности». Вторую как «известное высказывание историков» поминали еще чаще, и депутат Госдумы Александр Крутов процитировал ее в следующей редакции: «На битву шли представители разных племен и княжеств, а вернулся единый русский народ».

Однако и та, и другая трактовка принята, что называется, «за неимением гербовой», и белые нитки торчат из обеих.

С государственностью неважно — до события, после которого можно хотя бы с какой-то долей уверенности говорить о независимом и едином русском государстве — стояния на Угре, оставалось еще ровно сто лет. Но даже объединивший русские земли правнук Дмитрия Донского Иван III довольствовался именованием «Государь всея Руси», подчеркивающем лишь объединение земель, а титул «царь», то есть «владыка независимого государства», принял лишь полный тезка своего деда Иван IV, он же Грозный.

А с «единым русским народом» еще хуже. Москвичи, новгородцы, рязанцы и смоленцы упорно отказывались сливаться в братской любви. Они как до Куликовской битвы взаимно тузились постоянно меняющимися составами вроде «Литва + Тверь» vs «Москва + Рязань» (за десять лет до Куликовской битвы), так и после нее вели ту же политику. Кроме того, говорить исключительно о русском войске Дмитрия Донского не приходится. Воеводу Переяславского полка, Андрея Ивановича Серкизова, погибшего в битве, русским можно счесть лишь при большом желании. Его отец, «татарский царевич» Серкиз (Черкиз), выехал из Большой Орды к Дмитрию Донскому незадолго до битвы. А как быть с одними из главных вождей русского войска, князьями-братьями Андреем Полоцким и Дмитрием Брянским?

Просто было не принято вспоминать, что оба брата были чистокровными литовцами, отца их звали Ольгердом (Альгидасом в литовском звучании), а тот же Андрей до крещения в православие звался Вингольтом.

Да и противостояла им такая же татарско-русско-литовская коалиция. Не стоит забывать, что объединенное войско Дмитрия выступило против тройственного альянса Мамая, литовского князя Ягайло и русского Олега Рязанского.

На самом деле хрестоматийная канонизация Куликовской битвы объясняется просто. Ее сложно назвать и началом русской государственности, и сбрасыванием ига, и сотворением русского этноса. Даже масштабность сражения отнюдь не бесспорна. Да, для своего времени это было крупное столкновение, но случившаяся вскоре после нее и давно забытая битва при Ворскле была куда более представительной. Достаточно упомянуть, что в Куликовской битве участвовали 12 русских удельных князей с боевыми дружинами, а в битве при Ворскле — пятьдесят.

Но в одном отношении Куликовская битва и впрямь уникальна — это был первый случай, когда московским князьям удалось подвести под свою руку едва ли не все восточно-русские княжества.

Именно поэтому, когда Москва выиграла чемпионат по «собиранию земель Русских», московские правители, выражаясь современным языком, распиарили Куликовскую битву — чисто в идеологических целях. А любой маркетолог вам объяснит, что «раскрученный брэнд» — это «верняк», поэтому его будут «заряжать» потребителю раз за разом, даже если он становится все более и более неудобным. Все равно это дешевле, чем раскручивать никому не известную марку.

Впрочем, судя по всему, сегодняшние идеологи решили поработать и в этом направлении. Вполне возможно, что 4 ноября, в «День народного единства», приуроченный к изгнанию поляков из Москвы во времена Смуты, нас ожидают торжества куда более масштабные, чем вчерашнее. В конце концов, Минин и Пожарский — это тоже брэнд, а поляки — не татары, отношения с ними настолько плохие, что сделать их хуже все равно не получится.