На канале «Культура» идет документальный фильм Александра Архангельского «Жара», посвященный духовным исканиям семидесятых. Тем, кто не успел посмотреть первую серию, настоятельно рекомендую не пропустить оставшиеся три. Очень поучительное сочинение и в историософском смысле, и в самом что ни на есть актуальном.

Имею в виду прежде всего не банальную рифму времен (жара сегодня и сорок лет назад не только как явление атмосферы, но и как сгорающий на глазах смысл жизни), хотя и это интересно. Однако мне, благодарному зрителю, важней понять другое. Почему тотальная засуха ранних 1970-х, когда всё было под запретом, рождала личности штучной выделки, провоцировала напряженные поиски веры, вырабатывала мощные духовные импульсы? И почему мелкотравчатые 2010-е, когда в духовной сфере все можно, не родила ничего, кроме тандема?

1972-й, о котором говорит Архангельский, — поворотный год, знаменующий общее разочарование в тогдашнем мироустройстве. Но вот лишь несколько имен из списка автора, характеризующих данный год: Вампилов, Бродский, Трифонов, Тарковский, Гребенщиков, Веничка Ерофеев. Автор бессмертной поэмы «Москва — Петушки», быть может, точнее всех выразил невыносимое чувство безысходности, которым маркируется брежневский застой. А кого сможет вспомнить будущий историограф, повествующий через 40 лет о нашем времени? Путина с Медведевым? Суркова с Володиным? Прилепина с Шаргуновым?

Власть в 1972-м контролирует решительно все. И, тем не менее, именно в этом году она, власть, ощутила, как тонко подмечает автор, что от нее уплывает главное право — право на мысль. За неимением другого выхода люди уходят вглубь себя. К религии обращаются преимущественно те, кто, с одной стороны, не любили советскую власть, с другой — не пошли в диссидентство. На квартирах возникают домовые церкви, известные ученые становятся подпольными священниками, скромные библиотекарши оборачиваются тайными монахинями. Расцветают все цветы: от классического православия до православного феминизма, от буддизма до баптизма, от иудаизма до католицизма. Чужое не отрицалось. Взаимное инакомыслие, говорит Архангельский, было нормой. Мессией духовного сосредоточения стал молодой Сергей Аверинцев. Ему, как никому другому, удалось найти точку, где знания встретились с верой. Любопытна одна цитата из Аверинцева: «Что может быть хуже нынешних времен? Времена, когда вчерашние атеисты начнут нас учить православию».

Сергей Сергеевич оказался человеком прозорливым. Такие времена настали. Они принесли с собой пассивность и запредельное равнодушие ко всему на свете, кроме личного комфорта. Для сегодняшнего зрителя «Жара» — это прежде всего прикольный фильм о четырех балбесах, которые случайно встретились на улицах Москвы и жаждут приключений. Впрочем, я верю, что и «Жара» Архангельского, несмотря на отсутствие в ней Тимати и Алексея Чадова, найдет своего зрителя. Хотя бы потому, что автор фильма, о котором речь, один из немногих, кто и в сегодняшнем душном мареве отстаивает право на мысль.

Год назад Александр Архангельский выпустил фильм «Отдел», посвященный философам-шестидесятникам. Волею судеб они оказались в одно время в одном месте. В 1966-м был создан Институт международного рабочего движения, которому срочно требовались люди, способные вдохнуть в умирающую идеологию надежду на возможность изменения системы изнутри. Так под одной крышей собрались блистательные умы эпохи — от Мераба Мамардашвили до Юрия Замошкина. Но и сам Архангельский — отдел современного ТВ, существующий перпендикулярно мейнстриму. Он умен, талантлив, интеллигентен. Он способен сопрягать историю и современность. Он не только глубоко копает тему, но и может написать такой закадровый текст, к которому хочется возвращаться вновь и вновь.

Закольцуем сюжет. Времена, конечно, рифмуются, но не клонируются. Брежневизм образца 1972-го нам уж точно не грозит. Но удушье, отсутствие воздуха, расплывчатость смысла и смыслов роднит сегодняшний день с тем, которому посвящен фильм «Жара». Единственная возможность спастись — не потерять права на мысль. Таков главный урок фильма Александра Архангельского, который нужно непременно смотреть — хотя бы для того, чтобы окончательно не впасть в духовное одичание.