Лужков официально объявил, что будет избираться в мэры третий раз 7 декабря. И нет ни у кого сомнений, что изберется. Несколько более или менее известных персонажей финансово-политической сцены намерены составить ему конкуренцию. Щипать Лужкова — это бизнес. Но ни банкир Лебедев, ни элдэпээровец Митрофанов не создадут реальную угрозу власти и популярности мэра, зато прибавят кампании зрелищности и убедительности.

А вот раскола в команде хозяина Москвы не будет. Хотя кремлевские и лично избиратель партии «Единая Россия», по слухам, требуют под залог предвыборного спокойствия от мэра некоторых уступок по хозяйственно-административной части. Однако их возможности тут сильно ограниченны. Лужков, как это было и при Ельцине, слегка уступит, мало что отдаст и артистически пройдет меж двух кулис — умеренной фронды и бурной через край лояльности.

Потрепанный и вроде бы поверженный на выборах 99-го, Лужков сумел все же сохранить свой главный ресурс.

Когда мы говорим про русский капитализм, как он сложился в течение бурной посткоммунистической эпохи, то совершенно несправедливо и давно уж глупо хвататься всякий раз за затрепанные жупелы «гайдаровской либерализации» и «приватизации по Чубайсу». В этом реально предстающем ныне взору всемирно-историческом и новом феномене — капитализме по-русски — «лужковщины» уж точно больше, чем «либерализма в розовых штанишках», и никак не меньше, чем капитализма олигархического или оседлого бандитского.

Именно Юрий Лужков продемонстрировал в начале 90-х пример успешного и эффективного перерождения советского хозяйственного патернализма в новых исторических условиях. И показал, как хаос, рэкет и разруха выращивают новый социально-экономический порядок, основанный на муниципальной ренте. Коммуникации, инфраструктура, недвижимость, спасенные от приватизации, и территориально-административные полномочия выстраивались в отлаженный и четкий механизм поборов для всего, что зарабатывает деньги. Он показал не только фокус, что забытый пожарный щит и пыльная инструкция есть неиссякаемый источник прибыли и власти.

Он показал нам больше — что Начальство не ушло, ну а свобода не дар и не естественное право, а только индульгенция для тех, кто платит.

Кору советской исполкомовской системы московский градоначальник превратил в коммерческую инфраструктуру обеспечения предпринимательских свобод, инкубатор, так сказать, капитализма a la russe.

Система муниципального оброка заработала быстрее, чем налоговая система постреволюционного государства, потому что была основана не на праве собственности и юридических свободах, а на более укорененных для России институтах откупа и дани. И то, что заработала она быстрее и, в некотором практическом смысле, эффективнее, чем формальная налоговая система, вывело Лужкова в качестве образцового муниципального хозяина в герои дня и политические лидеры середины 90-х.

Хозяйственник даже попробовал предложить свой опыт построения муниципального госкапитализма в качестве проекта для всей страны. Но потерпел фиаско. И не потому, что против него аки лев и рыцарь телегрязи воевал Доренко. Просто система откупов, оброков и пр. обязательных административно-коммунальных платежей работает лишь на расстоянии вытянутой руки и не годна в качестве государственной идеологии Великой Державы, в каковую мы, русские, противоречиво верим.

Однако замечательно — в отличие от прочих строителей капитализма а ля рюс — экспортеров-олигархов и либералов-западников, принципиально не избираемых неблагодарным населением, — автор самой совершенной системы коммерческого использования административного ресурса реально, неопровержимо популярен в самом либеральном, свободолюбивом и капитализированном городе страны — Москве. И антикоррупционная пропаганда либералов успеха в борьбе с ним имела столь же мало, как и деланная неподкупная суровость новых государственников путинского призыва. Равно и на предстоящих выборах антилужковский тренд скорее всего ослабит позиции в Москве что правых либералов, что путинских центристов. Парадокс.

Супер-мегаполис Москва и сегодня остается, вероятно, одним из самых свободных городов России. И взятка является универсальным, всеобщим механизмом функционирования его.

Она даже не взятка, а тариф, платеж. Билет в свободу. И из нее проистекает регулярность, стабильность и даже, осмелимся сказать, либеральность столичной жизни. Здесь, например, и вопреки традиционным уверениям правозащитников, не борются с иногородними и иностранными. С них просто собирают деньги. И тем самым их как бы принимают как особенную часть городской инфраструктуры. Ну, а заработав очень много — можно и прописку уж купить. А можно и не покупать, как вам угодно, в какой хотите форме — так платите.

~Здесь нет запретов. Есть тарифы. И в результате город оказывается вполне сносным пристанищем для самых разных, почти несовместимых экономических, социальных и бытовых укладов. Укладов вороватых, серых, полулегальных, полунелегальных, легальных — кстати, тоже (хоть и в рамках) независимых, зависимых, восточных, западных, еврейских и цыганских, азербайджанских, очень прибамбасных, бомжовых, розовых и голубых...

Конечно, этот затратный, паразитический либерализм может существовать лишь в условиях бурного роста. Когда потенциальные прибыли от выхода на московский рынок заведомо перекрывают муниципальные поборные тарифы. И пока федеральная власть не может предложить гражданам приемлемой альтернативы — легального и либерального жизнепорядка.

До этих пор оплата свободы кэшем, из рук в руки и на месте является единственной и самой эффективной гарантией ее не потерять.

Ведь вы подумайте, что будет, если вдруг какой-нибудь без страха и упрека государственник в запасе попробует заставить всю Москву законы соблюдать и жить по писаному распорядку? — Смерть свободе. Свободе a la russe.