Премьер Фрадков сначала разнес эконом-министра Грефа за то, что тот только щупает ВВП, а не удваивает его своим прогнозом, и рекомендовал ему ткнуть себя иголкой в задницу. А через два дня примиренчески согласился, что, мол, надо прислушиваться к коллегам, когда те говорят о диверсификации экономики, или уж как они там это привыкли называть. Премьер подал чуть-чуть назад, но всем еще раз показал, что основной принцип его работы с подчиненными — не вдаваться в существо порученного работнику вопроса — никаких изменений не претерпел. Предложение же Фрадкова менять министров на должностях великолепно отвечает этой концепции государственного менеджмента, разделяющей госслужащих на начальство и подчиненных. Какая разница, каким ты там управляешь ведомством. Ты же руководитель высшего звена! То есть, виноват, политическая фигура!

Работа нового правительства началась с фарса: назначая премьер-министром Михаила Фрадкова, президент, как он объяснил тогда, намеревался создать у населения четкое понимание экономического курса своей второй четырехлетки. Фарсом эта деятельность закономерно и продолжается: теперь премьер-министр в меру своего хозяйственного опыта сам пытается составить представление о надлежащих экономической политике и методах руководства, улавливая сигналы, поступающие от шефа.

Поскольку ощущает себя таким же государственным работником, «перемещенным по должности» в рамках оптимизации управления на всей производственной цепочке.

Расформированный к президентским выборам кабинет Путина-Касьянова был осмысленной политической конструкцией. Взгляды и действия его ключевых фигур отражали тот же баланс политических интересов, который сделал президентом Владимира Путина. Логика антигрефовских, скажем, демаршей премьера Касьянова была понятна даже тогда, когда премьер обращался за поддержкой к коммунистам. Воюя с Грефом, Касьянов не угадывал некую «правильную» повестку дня, а действовал в соответствии со своей собственной повесткой, заданной ему исторически сложившейся и аппаратно представленной коалицией политической поддержки.

Наваливаясь на того же Грефа, премьер Фрадков не решает тот или иной политический вопрос. Максимум — аппаратный. В сущности, он просто выполняет свои обязанности, как он их видит, попутно руководствуясь, вероятно, какими-то личными мотивами. Что тоже закономерно и в русле веяний: это для игроков волошинского призыва политика была nothing personal, strictly business. Так что это не партии политических интересов противостоят друг другу на заседаниях правительства. Просто так сложилось, что Владимир Путин назначил премьер-министром яркого представителя идеологии советского Госплана.

И вот партия, так сказать, сторонников строгих рабочих правил столкнулась с теми, кто выступает за свободный распорядок дня и произвольное расположение канцелярских принадлежностей на рабочем месте.

~И в этом смысле кабинетный водевиль, который мы наблюдаем уже полгода, лишь красочная иллюстрация изменений, произошедших в российской политической системе. И дело тут не только в том, что, скажем, «семейные» проиграли «питерским чекистам», а на смену хлипкой ельцинской демократии пришел однопартийный авторитаризм Путина. Дело в том, что политические режимы, опорной конструкцией которых вместо сдержек и противовесов становятся цензура и тотальная бюрократическая лояльность, теряют одно важное качество — предсказуемость политики.

Зачем Путин назначил премьером Михаила Фрадкова? Чтобы замкнуть на него реформы и потом уволить? Или у него тайная спецмиссия? Новый премьер — некий противовес чему-то внутри одной отдельно взятой конспирологической картины мира, перенесенной на почву политических реалий.

Он — спецоперация, смысл которой нам не должен быть понятен, а результаты могут быть никогда не опубликованы.

Точно так же, как мы не знаем, уйдет ли Путин в 2008 году, и каких еще ждать спецопераций. Страна несоставляемого политического прогноза, по определению попадает в зону риска, которую в духе времени предлагается называть зоной повышенной политической стабильности.

Автор — обозреватель журнала «Русский Newsweek»