В предложенной президентом идее объединения нации нет, разумеется, ничего плохого. Есть, как обычно, некоторые сомнения различных порядков. На первом уровне это неясность границы: где будет заканчиваться пропаганда и имитационные камлания вроде депутатских рассмотрений и принятия непрерывно «ужесточающегося законодательства», которое за труднодоступностью объекта столь же труднореализуемо? И, соответственно, где и каким образом будет происходить, собственно, та деятельность, во имя которой и предлагается сплотиться? И против кого?

Потому что бороться с неясными фигурами, метафорами которых выступают термины «внешние враги» и «международный терроризм», довольно затруднительно.

Заметим к слову, что общество российское сегодня столь многообразно и столь глубоко стратифицировано, что найти действительно объединяющую всех задачу довольно сложно. Особенно если продолжать ту же информационную политику, которую за последнее время так удачно выстроили кремлевские специалисты и подведомственные им СМИ. Потому что трудно найти человека в здравом уме, который не был бы против всей этой мерзости с убийством людей — детей и взрослых, но сплочение подразумевает не только общее горе и сочувствие, но и нечто большее — собственные активные и сознательные действия и активную позицию.

И тут возникает еще ряд сомнений. Призыв объединиться против внешнего врага — а это следует из обращения президента, ну там, где от нас хотят отрезать кусок пожирнее, подорвать Россию как ядерную державу и т. п., — предполагает, что основная угроза исходит извне, а внутри все в основном в порядке и под контролем. Если же допустить — а к этому есть все основания — что проблемы внутри не решены (ну не дети же мы, чтобы не понимать, что на самом деле происходит на Кавказе и, в первую очередь, в регионах внутри и вокруг Чечни), то получается, что единый порыв нации может быть потрачен понапрасну ввиду неверно заданной цели.

То есть, если защищаться не от того, от кого в данный момент происходит угроза, это значит точно пропустить удар, откуда не ждешь.

Вот здесь бы и пригодилась и точная информация, и точная стратегическая оценка проблемы вместо эффектных, но не совсем эффективных политических мероприятий.

Все это, разумеется, никак не отменяет необходимости для России всячески участвовать вместе с западным миром в борьбе с разнообразными и, увы, многочисленными террористическими организациями. Просто история показывает, что объединение нации реально происходит, когда задача не только понятна, но и несомненна и противник, угрожающий нации, столь же понятен и конкретен — то ли это псы-рыцари, то ли армия Наполеона, то ли гитлеровская агрессия.

Кроме того, единство бывает полезно не только против кого-то, но и для чего-то созидательного. Разумеется, объединение предполагает существование гражданского общества, о чем президент справедливо напомнил. Забыв, очевидно, кто именно и что с этим самым обществом сделал.

И здесь вот еще какая проблема возникает. Как соотносится сегодня столь популярный во власти государственный патриотизм на титульной основе с реальным существованием множества национальных административных образований и политикой некоторых любимых Кремлем губернаторов по отношению к нетитульным диаспорам и гражданам, проживающим в их регионах? Проще говоря, те же Чечня и Ингушетия, где руководителями сделаны кремлевские кандидаты, они-то как будут вписываться во всеобщее объединение?

<3>Потому что, если допустить — а это сделать необходимо, — что в немалой части проблемы террора связаны все-таки и с неурегулированными до сих пор проблемами в тяжелом кавказском регионе, следует признать, что для совместной борьбы против террора жители этих регионов должны быть гарантированны и от террора со стороны тех, кто с этим терроризмом борется.

Иначе — как объединить в борьбе с терроризмом основное население и еще каким-то чудом сохранившихся в Краснодарском крае жителей нетитульной национальности? Как объединить московские власти и особенно московскую милицию с огромным числом проживающих в Москве представителей кавказских диаспор? Постоянное обирание одних другими все же не лучшая база для решения общих задач.

Очевидно, что для федеративного многонационального государства патриотизм не должен носить столь выраженный титульный характер. Если не признать, что с этим термином вообще следует обращаться аккуратно. Не в том смысле, что не трогать, а в том, что не использовать как и когда попало. Так же, как, впрочем, и с термином гражданское общество. Тогда, возможно, обращение «братья и сестры» будет легко произноситься не только в 41-м, но и в 45-м году.