Охота на московские клубы интеллектуалов хоть и принесла «нашим» охотникам два погорелых трофея, но не смогла остановить волну энтузиазма. Молодые и не очень, но всегда либерально настроенные авторы и их почитатели все равно находят места для собраний. Так, на этой неделе в кафе-клубе «Пироги» на Никольской прошли поэтические чтения в рамках проекта «Полюса». По-видимому, авторы идеи, воодушевленные идеалами плюрализма, имели в виду приглашать эстетических — не идеологических же — противников и устраивать турниры между представителями разных литературных вероисповеданий. Трудно сказать, получилось ли на этот раз, хоть публика и была довольна.

На подиуме оказались два известных поэта одного поколения — Татьяна Щербина и Алексей Парщиков. Помимо известной разнополюсности полов и индивидуальности манер они разведены и местами постоянного обитания: первая курсирует между Москвой и Парижем, второй давно осел в Германии, в Кельне. Кроме того, с целью разнообразить программу Татьяна читала свежие стихи, Алексей — давние, оставшиеся на слуху почитателей еще со времен его московского резидентства и ставшие чуть не классикой в кругу почитателей. На вопрос из зала, как и где искать «точные слова», Парщиков, не смигнув, ответил: «Около». В этом тоже разница: Щербина предпочитает метить прямо в цель…

Жизнь оседлых артистов, воспитанных некогда в плавильне московской богемы 80-х, и бытие их бывших соседей по тому же тиглю, но ставших «гражданами мира», теперь опять прочно переплелись — на здешней почве. Границы открыты, интернет раскален от переписки, к тому же печататься русскоязычному автору, живи он хоть в Австралии, практически удается только здесь.

Удаленность места жительства и творчества никак не препятствует тому, что все заметное фокусируется в Москве, в клубах, журналах и издательствах, хотя все более заметна и питерская составляющая этого процесса.

Понятие «эмигрантская литература третьей волны» исчерпало себя и ушло в историю. Скажем, давнишнюю обитательницу парижского предместья Марию Васильевну Розанову легче встретить в книжном магазине на Мясницкой, чем в лавке «Имка-Пресс». Эмигрант с 25-летним стажем гражданина США Василий Аксенов в последние год-два опять сделался московской литературной звездой первой величины, печатая новые романы, перепечатывая старые книги, экранизируясь на ТВ и находя время для довольно активной светской жизни. Все как в 70-е, будто никуда и не уезжал. «Немец» Владимир Войнович тоже полностью восполнил свое многолетнее отсутствие. В Москве вышла последняя книга «француза» Анатолия Гладилина. На родине умер Алеша Хвостенко, много лет не покидавший Париж. Не желает возвращаться в свои парижские апартаменты и Толстый, в миру Володя Котляров, и не расстается с мечтой о новом здешнем литературном журнале. В шорт-листах русского «Букера» и конкурса «Национальный бестселлер» никого не удивляет наличие имен обитателей забугорья — от Испании до Швейцарии. И даже эмигрантские отношения бывшие «отщепенцы» предпочитают выяснять по месту рождения: хороший пример — московская книга давней парижанки Киры Сапгир, в которой она возвращает всем эмигрантским сестрам по серьгам.

Географические границы русской словесности, таким образом, не просто размыты, но отсутствуют. А вот как быть с пресловутой здешней «самобытностью»? По-видимому, творений Мамлеева и Проханова достаточно, чтобы не беспокоиться по поводу возможной утраты идентичности. Но главное и наиболее востребованное критиками и членами жюри различных премий течение нынешней русской прозы — это ориентация на новые образцы европейского романа. Свободное обращение с историей, мультикультурные параллели, мифоподобие и интеллектуальные экзерсисы, вольные эротические рефлексии и унифицированный стиль — все эти признаки присутствуют в нынешней русской прозе так плотно, что она вполне может сойти за хорошо выполненный подстрочник. Кстати, недаром здесь так моден был японец Мураками — так сказать, Пелевин Страны восходящего солнца, тоже отказавшийся от чисто японского колорита в пользу не американского даже, но европейского менталитета, пусть его антураж и багаж несколько устарели в сравнении хоть с Уэльбеком. Впрочем, он пишет о своем поколении, которое еще напевало себе под нос какой-нибудь «Норвежский лес».

<1>Эта тенденция не должна расстраивать, к тому же в ней можно увидеть и симпатичные стороны. С помощью этих авторов в русский культурный оборот исподволь вводятся новые приемы и новые стандарты. И какой-нибудь гибрид Толкиена с Фолкнером становится модным русским романом, что вовсе не так плохо в отсутствие нового Достоевского. Ведь даже читатели Акунина, никогда не ведавшие о существовании Умберто Эко, учатся разгадывать страшные русские тайны в готическом изводе, что, безусловно, расширяет их культурный кругозор. А прославленный роман «Ночной дозор» ввел в интеллектуальный оборот масс не конфликт красных и белых, но совсем манихейское глобальное противостояние сил зла и добра. Правда, в этом случае уже попахивает американской кинопопсой, где Человек-пингвин вознамерился уничтожить мир, тогда как Человек — летучая мышь вам этот самый мир поп-корна и счастья спасет в сжатые сроки и вернет на блюдечке. Цвет каемочки вы и сами угадаете без труда.

Автор — обозреватель «Независимой газеты», специально для «Газеты.Ru-Комментарии».