Ушел последний сталинский нарком. Николаю Константиновичу Байбакову было 97 лет. С 1940-х до 1980-х он попеременно, а иногда и одновременно руководил нефтедобычей и планированием. Нефть была и осталась главной экономической опорой державы. Планирование было и осталось главной ее экономической навязчивой идеей.

Впервые возглавив Госплан в 1955-м, Николай Байбаков окончательно взял его в руки десять лет спустя и не выпускал вплоть до горбачевской перестройки. «Его работа председателем Госплана — целая эпоха расцвета планирования, в том числе и долгосрочного. При нем начали разрабатывать прогнозы на 15–20 лет. Так что нынешняя программа социально-экономического развития страны до 2020 года в некотором смысле имеет свои корни в долгосрочном планировании 1970–1980-х годов». Прощальные слова Александра Шохина, президента РСПП, — сущая правда. И даже еще и не вся.

Николай Байбаков был участником или по меньшей мере свидетелем всех грандиозных плановых начинаний века.

Он находился уже в осмысленном возрасте, когда торжественно утверждали первый наш величественный план – ГОЭЛРО, составленный в разгар военного коммунизма и забытый год спустя по случаю непредвиденного поворота политики – перехода к НЭПу. Он был студентом в годы молитвенного поклонения Великому Плану — первой пятилетке, главным событием которой оказалось то, что в нее как раз и не записали, – запрет и разгром частного сектора в деревне и городе. Его карьера устремилась вверх во вторую пятилетку, когда старую номенклатуру постигло то, о чем новый Великий План умалчивал совершенно. В конце 1950-х, будучи уже одним из высших сановников, он приложил руку к проектам хрущевской семилетки, плавно переходящей в сооружение коммунизма, хотя, как человек реалистический (в границах системы, конечно), усердия на этом участке не проявлял. И

начиная с середины 1960-х Байбаков председательствовал при составлении всех позднесоветских суперпроектов, ни один из которых не удалось выполнить – начиная от захлебнувшейся косыгинской реформы и кончая проваленной продовольственной программой.

Вины Байбакова в этом нет. Он был одним из лучших менеджеров брежневской эпохи и делал все, что в человеческих силах. В границах системы, конечно.

Позднее он не вполне отвергал даже и возрожденный капитализм, напоминая лишь о необходимости взять его под полный государственный контроль, и на самом закате дней был морально вознагражден: успел увидеть новый расцвет державного планирования, устремленного уже в 20-е, 30-е и последующие годы XXI века.

Начертать план, обнимающий все и вся на долгие годы вперед, — это примерно то же самое, что впрок написать мемуары, а потом по ним жить. А если выразиться мягче, то планирование – это насилие вчерашнего дня над завтрашним.

Впрочем, это сказано на Западе, где страсть к государственным планам, даже и в моменты высших своих взлетов, была несравнимо слабее, чем наша.

Россия – одна из самых непредсказуемых стран на Земле. Несмотря на это, а может быть, как раз поэтому, именно у нас, как нигде, сильна вера, что все в государстве можно и должно заранее предусмотреть, учесть, расписать, а потом пунктуальнейшим образом выполнить.

Оставаясь в границах здравого смысла, можно полностью отрицать долгосрочное государственное планирование – исходя из допущения, что общество само добьется успеха, если власть обеспечит ему твердые и неизменные правила игры. Можно и наоборот: оставаясь в тех же границах разумного, отстаивать плановый подход к отдельно взятым сферам – таким, которым полезно плавное развитие и противопоказаны частые перевороты, например, к образовательным и пенсионным системам. Но есть вещь невозможная.

Нельзя совместить здравый смысл и казенное планирование всего. Не потому, что такие планы никогда не выполняются. Хоть что-нибудь, да всегда удается. Но сверхплановые жертвы и потери при этом всегда весят больше, чем плановые достижения.

«Первая пятилетка была успешной, — вспоминал Николай Байбаков несколько лет назад. — Пусть задания и не были выполнены в полном объеме, но результат был получен хороший… Увеличение производства в социалистической индустрии и в коллективном сельском хозяйстве сопровождалось значительным… ростом числа квалифицированных рабочих кадров и специалистов…»

А давайте-ка посмотрим на то же самое глазами этих самых «кадров». Что предпочел бы крестьянин, если бы мог выбрать: привычную свою жизнь или «успешную пятилетку», в ходе которой его коллективизировали, или раскулачили, или просто уморили голодом? И что выбрал бы немного спустя любой советский управленец, а хоть бы и конкретно казненный в 38-м составитель 2-й пятилетки Валерий Межлаук — сохранение собственной жизни или же новый триумф плановой отчетности: «Во время второй пятилетки — 1933–1937 годы — национальный доход государства вырос в 2,2 раза, объем промышленного производства — в 2,6 раза, выпуск сельскохозяйственной продукции — в 2 раза…»

И «низы», и «верхи» в те годы испробовали на собственной судьбе, что значит отказаться от устойчивых житейских правил ради маниакальных идей, преподносимых в виде суперпланов. Особенно когда за эти планы берутся всерьез. В том числе и поэтому

серьезность государственного планирования пошла с годами на убыль. Эпохальные проекты по-прежнему составлялись и восхвалялись, но длительность их существования была уже гораздо короче, чем продолжительность жизни их авторов.

Страна платила за них уже не кровью, а застоем. И сооружение коммунизма за 20 лет, и чиновничьи фантазии на темы технического прогресса, и попытки вдохнуть жизнь в колхозы – это были уже всего лишь неэффективные инвестиции, икра на бутербродах для лоббистов и хлеб для рассказчиков анекдотов. Трагедия, как и положено, превратилась в фарс.

Потом – занавес. И вот сегодня спектакль возобновляется с того же места, на котором прервался двадцать лет назад. Снова всеохватные планы, без лишних затей опять разбитые на пятилетки, и снова они клонятся все к тому же — к догону и перегону Запада.

В головах нового поколения начальников та же матрица, что и у предшественников: жизнью нужно управлять, и чем больше управлять, тем лучше, а прожектерство – признак дальновидности и силы.

Стратегические мечтания первых наших лиц вполне монтируются с советами, которые сталинский нарком давал на десятом своем десятке: «Необходимо создать более мощный орган, который занимался бы не только прогнозированием, как сейчас, но и планированием производства совместно с отраслевыми министерствами… При Сталине были порядок и дисциплина. Я за то, чтобы перенять его методы руководства. Но без репрессий…»

За это «без репрессий» — отдельное спасибо. И коли уж пошел такой либерализм, позволю себе тоже дать совет. И тоже касающийся планирования: раз уж взялись повторять пройденное, то короткий фарс будет гораздо практичнее длинного. Больше шансов, что публика не успеет освистать.