У православных начался Великий пост. По всем храмам идут ежедневные богослужения — уникальные, какие бывают только раз в году. И, может быть, именно они вместе с такими же уникальными богослужениями Страстной перед Пасхой точнее и нагляднее всего передают самую суть православной веры.

Главный мотив этих богослужений — плач о собственных грехах. Но в нынешней российской практике есть одна малообъяснимая странность… Каждый православный на вопрос, грешен ли лично он, ответит уверенным «да», особенно в эти дни. Но вот грешны ли мы как некоторое количество православных? Грешны ли мы, если объединились в юрисдикцию, конфессию, нацию, государство? Не торопитесь давать ответ…

Для многих не только не грешны, но, напротив, почти совершенны. Можно ли представить себе, что в эти дни я скажу Богу: «Как я живу, неважно, потому что деды мои воевали, а один даже стал генералом»? Абсолютно нереально. Но стоит заменить «я» на «мы» — и это уже общее место для всякой патриотической риторики последних лет. Мы гордимся тем, что предки наши были всех круче уже в XI веке, спасли Европу от монголов в XIII, избавили от Наполеона в XIX, от Гитлера в XX, затем первыми полетели в космос и совершили множество других замечательных дел. Ну а мы-то, мы-то сами что? А мы помним и гордимся.

Как мы сами живем и что делаем, неважно, предки оставили нам такое наследство, что не о чем уже волноваться.

Представим, что, придя к исповеди, я скажу: «Да, может быть, в чем-то я иногда и дал слабину, но это на самом деле ничего не значит, потому что все так делают, и остальные даже еще хуже, Машка со второго этажа гуляет, а Васька из соседнего подъезда так вообще уголовник отпетый». Но все станет понятно и даже неизбежно, если только заменить исповедь на диспут о геополитике, Машу — на бездуховную Гейропу, а Васю — на проклятых американцев, которые Ливию с Югославией бомбили, Вьетнам жгли напалмом, негров вешали и индейцев истребляли… Им что же, можно, а нам нельзя?

Не стану даже пытаться объяснить, почему американцам действительно сходит с рук то, что не спустят остальным.

Когда продукция какого-нибудь Воронежского завода бытовой электроники станет во всем мире настолько же желанной, как новый айфон, а «Мосфильм» будет определять репертуар кинотеатров на всех континентах, России тоже будут прощать намного больше.

Но мы же не пытаемся даже думать о таких переменах к лучшему — зато почему-то постоянно оправдываем свои сомнительные поступки тем, что считаем преступлениями американцев. Может, лучше построить такие же дороги, как в США? Сделать быт настолько же удобным, правила для бизнеса — настолько же понятными, выгоду от внедрения изобретений — настолько же очевидной, как там?

Но все это требует напряженного труда и не сулит немедленных результатов. При медведевской модернизации попробовали пойти этим путем, быстро поняли, насколько сложно, и переключились на механизм самооправдания, который гарантированно приносит немедленный эффект. А что, они там еще хуже… Зато мы духовнее.

Чем не тема для великопостных размышлений: как перестать оправдываться чужими грехами и начать жить.

Итак, начался Великий пост. Во всех СМИ нам в очередной раз напомнили, что когда разрешается и когда запрещается по монастырскому уставу. При этом не забыли добавить, что пища тут не главное… А что главное? Об этом спорили еще в Ветхом завете, и спор этот записан в книге пророка Исайи. Израильтяне спрашивали Бога: «Что ж Ты не видишь, как мы постимся, знать не хочешь, как смиряем свои души?»

А Он развернуто отвечал им: «Вы в день поста творите, что пожелаете, угнетаете работников своих! Поститесь вы для ссор и раздоров, кулаки распускаете от злобы… Вот какой пост Я избрал: разбей оковы неправды, сними ярмо угнетения, измученных отпусти на волю, уничтожь всякое ярмо! Раздели с голодным свой хлеб, нищего странника введи в свой дом, а увидишь нагого — одень его… Когда не останется у тебя тяжкого ярма, надменного пальца и языка злого, когда разделишь свое с голодным, когда насытишь страждущую душу, тогда свет твой засияет во тьме, мрак твой обратится в полдень».

Даже не будем сейчас уточнять, какую роль тут играют пищевые ограничения. Оказывается, дело не в том, чтобы заменить бифштекс на ломтики манго под соусом из авокадо, а в том, чтобы на те же средства накормить двоих: себя и того, кому не хватило. Но даже не это тут главное. Пост в книге пророка Исайи — прежде всего социальное явление. Такой постящийся меньше всего похож на сурового аскета, который удаляется в пустыню, чтобы предаваться молитвенному созерцанию, не замечая ничего в этом суетном мире. Нет,

задача постящегося прежде всего в том, чтобы уничтожить угнетение и прекратить страдание, чтобы менять к лучшему жизнь общества в целом.

Исторически христиане всегда не дотягивают до своих высоких идеалов. Общинное и деятельное покаяние как изменение своей жизни с течением веков заменяется у нас чем-то совершенно келейным и индивидуальным. Каждый берет на себя некую меру поста, отказываясь от определенных видов пищи и развлечений, каждый увеличивает «молитвенную нагрузку»… А что вокруг страдание, угнетение, несправедливость и ложь, так ведь мир во зле лежит, и мы просто не будем этого замечать. Спрячем голову подальше в наш собственный пост.

И когда это уж совсем никак не получается, на свет достается старое доброе изречение «не осуждай». Ты говоришь, это черное? Начальству виднее, а ты не осуждай. Не такое уж оно и черное, скорее серое, и вон там, на бездуховном Западе, оно гораздо, гораздо чернее. А ты себе внимай, не обращай внимания, не в наших силах это изменить, так что даже замечать этого не будем. Главное ведь не осудить… власть имущих.

И если пост из общинного становится индивидуальным, тогда и праведность из личной становится коллективистской. Сам по себе я ничто и никто, но вместе, по слову поэта, — «рука миллионопалая, сжатая в один громящий кулак», безгрешная и незнакомая с сомнениями. Это, правда, о коммунистической партии было сказано, но она ведь тоже у нас теперь образцово православная.

«Помилуй меня, грешного» и «прославь нас, праведных» как-то причудливо сочетаются в одной голове…

А потом вдруг оказывается, что даже та самая единица, которая вздор и ноль, чей голос тоньше писка, она тоже безгрешна в той мере, в которой служит великому Общему Делу. Ради него можно на многое пойти, и все частные, мелкие грехи будут покрыты той великой правотой, которой они якобы служат. «Легенда о великом инквизиторе» — перечитайте на досуге.

И все-таки, все-таки, все-таки… Великий пост — всегда преддверие тепла. И кажется порой, что снегу и грязи уже не будет конца, что живым росткам не пробиться сквозь эту стылую землю и слои городского асфальта. Но сквозь все эти заморочки, все эти попытки самооправдания звучит неумолчный и безответный вопрос: «Душе моя, душе моя, восстани, что спиши…» Вопрос к ней, единственной и родимой, а не к партии, конфессии, юрисдикции или нации с их всемирно-исторической правотой.

А потом бывает весна.