Смягчение приговора Павлу Устинову, который то ли вывихнул руку росгвардейцу, то ли просто проходил мимо, создало у защитников актера иллюзию смягчения политики, сдачи правоохранительной машины назад. Но тут стоит задуматься — машина сдала назад, чтобы остановиться или… разогнаться?

Главным аргументом при принятии решения по Павлу Устинову был знаменитый комментарий главы Росгвардии Виктора Золотова: если ни в чем не виноват, то можно ограничиться годом условно. Власть показывает, что она сильна, говорит, что делает вам шаг навстречу, но вы не воспринимайте это как нашу слабость, как нашу уступку. Ничего подобного!

Система больше всего боится продемонстрировать себя слабой. Поэтому ни на какие принципиальные уступки она не пойдет.

Освобождение Устинова показало: ситуация контролируется властью, что она хочет, то и делает. И эта позиция принципиальна — никаких уступок гражданскому обществу, никакой оттепели и уж тем более — весны.

Более того, я бы предположил, что нас ждет курс на ужесточение — но в другой манере, более изящной что ли. Например, есть возможность ресурсно истощить оппозицию — обкладывать ее штрафами, лишить штабы оргтехники. И эти инструменты пущены в ход, это чувствительные удары, не вызывающие, однако, такого сильного общественного резонанса, как, допустим, арест или предание суду по сфальсифицированным обвинениям. Но для организации оппозиции эти удары весьма чувствительны.

Второе — власти исходят из того, что протесты будут шириться и для их остановки любые средства окажутся хороши. Несомненно, митинг 29 сентября продемонстрировал окончание «московского кризиса», но в целом протестные настроения никуда не делись, они будут только нарастать.

Отмечу еще одну тенденцию — в России стали поднимать голос корпоративные интересы. Письма священников, педагогов и актеров в защиту политзаключенных мы видели — а это уже зачатки формирования профсоюзов. Но, с точки зрения влияния на общество, самые опасные группы для власти группы — это врачи и учителя.

Любые их «личные» требования — будь то справедливая зарплата или снижение нагрузки — превращаются в политические.

Речь не о том, что грядущие протесты будут иметь общую природу, скажем, политическую, или что они будут иметь общую цель, а о том, что их число будет умножаться. Массовые протесты вовсе не означают, что они собираются под единым лозунгом — но могут означать синхронизацию. Допустим, где-то митингуют против свалки, где-то — против новой дороги, где-то — за освобождение задержанных, и эти протесты могут сойтись в одной хронологической точке.

И здесь предполагается применить очень жесткие меры: арест всех лидеров оппозиции, в том числе предварительный и без предъявления обвинений. При этом под лидерами оппозиции имеются в виду не только внесистемные, но и региональные главы организаций Компартии.

В любом варианте реагирования на протест предполагается частичное или полное отключение социальных сетей на уровне региона или крупных городов. А блокировка соцсетей — это, с одной стороны, дезорганизация протестной активности, а, с другой, у нее есть и оборотная сторона — раскручивание по-настоящему массового возмущения.

Так что робкие всхлипы об изменении избирательного законодательства можно отбросить — стратегия власти принципиально не изменится. Независимые могут курить в сторонке. Почему? Да потому что речь идет о чувствительной информации о финансах и освоении бюджетов. И в Москве ставка была как нигде высока — бюджет города составляет 33-34 млрд долларов. И здесь нужно помнить: статус любого депутата позволяет запрашивать информацию. А информация в наше время — золотое дно.

Более того, тревожные звоночки уже были: там, где оппозиционные депутаты на уровне муниципалитетов взяли верх, возникла проблема — они требуют сметы. И как прикажете осваивать деньги при таком подходе? Деньги — это же принципиальный вопрос для власти.

Есть и второй момент: из опыта сентябрьских выборов власти сочли, что это победа. Даже в Москве. Верным курсом идем, товарищи! Это «гражданские» власти, а вот у силовиков свой «корпоративный» интерес: они твердят о будущем социальном взрыве — прогнозируют его если не в 2020 году, то в 2021-м.

В некотором смысле бенефициарами выборов стали системные оппозиционеры, коммунисты объективно выиграли от роста протестных настроений. Насколько велика эта проблема и как ее будут решать — еще один занятный кейс для обсуждения, ведь коммунисты хоть и лояльные, но настроения на местах чувствуют. Так или иначе, я уверен — возрождения «красного пояса», каким мы его помним по 90-м, не будет.