Пятилетний юбилей банкротства инвестиционного банка Lehman Brothers, от которого принято вести отсчет всемирного кризиса, отпраздновали с похвальной скромностью. Можно даже сказать, почти молча. Середина сентября 2008-го, когда сначала в Америке и почти сразу же во многих прочих частях планеты все покатилось вниз, забыта, как битва при Калке.

И только Генри Полсон, в ту пору министр финансов США, поделился итогом пятилетних раздумий: прогоревший инвестбанк надо было тогда не бросать на произвол судьбы, а, наоборот, спасти за государственный счет. Ведь борьба с паникой, которая последовала за его крахом, обошлась американской казне во много раз дороже.

Когда хотят перечислить так называемые уроки, якобы извлеченные человечеством из Великой рецессии 2008-го и последующих годов, то обычно принимаются нанизывать пустопорожние благопожелания и грозные предупреждения, рассыпаемые сегодня правительствами и центробанками по случаю любого очередного изгиба хозяйственной конъюнктуры. Но вот как раз Полсон попал в самую точку. До банкротства Lehman Brothers любая безответственная фирма или финансовая структура, будь она даже огромной, старинной и всеми почитаемой, все же имела какой-то шанс заплатить крахом за свой непрофессионализм или свою нечестность. А после этого банкротства что-либо подобное было твердо признано невозможным.

Таков единственный реальный «урок», извлеченный миром из этого кризиса. Любое предприятие, банк, а в отдельных случаях даже и целая страна, признаваемые «слишком большими, чтобы обанкротиться», начиная с осени 2008 года могут спать спокойно: их спасут за общественный счет, как бы плохо они ни работали.

Собственно, наши родные РЖД и «Газпром» всегда себя именно так и чувствовали. Но они опередили свое время. Зато сегодня любая западная структура, если она достаточно большая, защищена от неприятностей так же надежно. Спущенное свыше разрешение быть неэффективными – это дополнительный неверный сигнал, посланный субъектам мировой экономики, который добавился к прежним неверным сигналам, как раз и спровоцировавшим тот самый мировой кризис, который сейчас будто бы уходит в прошлое.

Утешительный вывод насчет того, что он, мол, все-таки уходит, явственно слышится в шуршании бумаг, подписанных правителями главных государств на петербургском саммите G20. В минуты, свободные от дискуссий на сирийские темы, главные люди планеты объявили, что отныне они заняты уже не «антикризисными терапиями», а вещами, гораздо более приятными: принуждением своих экономик к росту, упразднением безработицы и перевоспитанием подведомственных им банков и фирм.

Иначе сказать, дела не то чтобы замечательны, но хотя бы уже неплохи. Международные финансовые организации в согласии с мировым экспертным сообществом и даже, кажется, с большинством астрологов сулят на ближайшие два-три года продолжение умеренного роста в Америке и Японии, начало плавного подъема в измученной спадом еврозоне, а также слегка затухающий, но все-таки сносный рост в странах догоняющего развития («сносность» тут, естественно, у каждого своя: для Китая это, скажем, 7% в год, а для нашей державы и 3% будет признано вполне солидным результатом).

Может быть, в короткой перспективе так оно и будет. Без ответа остаются только несколько вопросов, первый из которых — долго ли осталось до следующего кризиса?

Экономический цикл со всеми его этапами (восстановление экономики – хозяйственный подъем – кредитно-биржевый бум – кредитно-биржевый крах – хозяйственный спад – стагнация экономики) никто вроде бы не отменял. Предыдущие кризисы были в начале 1990-х и в начале 2000-х. Они длились не очень долго, оказывались не особенно глубокими и сменялись продолжительным ростом. Нынешний кризис стартовал всего через шесть-семь лет после окончания предыдущего и даже пять лет спустя может считаться преодоленным только условно. В большинстве богатых стран жизненный уровень сегодня все еще ниже, чем в 2008-м. Из каких соображений вытекает, что следующий кризис будет неглубоким и нескорым? Ни из каких.

Вопрос второй: изжиты ли сегодня те проблемы, которые накопились к 2008-му? Например, всеобщая привычка к жизни не по средствам, к непомерному накоплению долгов – государственных и частных, внешних и внутренних? Вся эта гульба на чужое происходила в годы докризисного подъема и была затем продолжена в годы стагнации. Скажем, госдолг США подскочил с 70% ВВП в 2008-м до 107% ВВП сейчас. И в Европе картина сходная. Объясняют, что это плата за победу над кризисом. Спору нет, получилось дороговато, но зато от апокалипсиса Великой депрессии все-таки удалось уберечься. Отделались только Великой рецессией. А как быть со следующим кризисом? Сколько еще таких побед выдержит мировая финансовая система и не лопнет? А вдруг больше уже ни одной?

Страны Евросоюза хотя бы пытаются приноровить расходы к доходам, пусть и в медленном темпе и с переменным успехам. А в США и Японии об этом только мечтают вслух.

Если бы впереди было полно спокойных бескризисных лет, то и в самом деле — почему бы не помечтать, почему бы не перевалить свои долговые проблемы на следующие поколения? Но в том-то и дело, что встреча с этими проблемами предстоит поколению ныне живущих, готово оно к этому или нет.

А оно по-прежнему не готово. Решительно все руководители общественного мнения, начиная от трусливых популистских правительств и кончая подлаживающимися к запросам публики учеными-экономистами, слали и шлют рядовым людям неверные сигналы, уверяя, будто бесплатные завтраки все-таки существуют и есть какие-то «научные» способы тратить больше, чем зарабатываешь. Но каждая эпоха бесплатных завтраков имеет свой грустный конец.

И есть еще третий вопрос: сколько времени можно прожить с вырождающейся финансовой системой, существующей не ради роста экономики, а ради биржевых спекуляций? Центробанки во главе с Федеральной резервной системой США, искусственно занижая кредитные ставки, изобретая одно «количественное смягчение» за другим и используя массу прочих хитростей, завалили мир триллионами лишних долларов и всевозможных прочих у. е., не подкрепленных никакими реальными ценностями. До кризиса это делалось якобы ради поощрения инвестиций и поддержания хозяйственного роста, а во время кризиса – чтобы остановить спад. А в действительности — и раньше, и теперь — эти деньги утекали и утекают к биржевым спекулянтам, сказочно вознаграждая их бесполезный для общества труд, вздувая цены на нефть и прочие разновидности сырья, а в последнее время толкая на неадекватную высоту и вообще все биржевые индексы.

Реальная экономика из-за этого уже и не годы, а целые десятилетия получает неверные сигналы. Слишком дешевые деньги и сверхдоступные кредиты создают иллюзию рентабельности для неудачных проектов. Их доля и в богатых, и в развивающихся экономиках постоянно растет. Фантастические денежные вливания не позволили кризису выполнить обычную свою работу – отбраковать и упразднить все неконкурентное и неэффективное. Продолжать такой курс значит в лучшем случае гарантировать себе застой наподобие того, в котором с начала 1990-х пребывает Япония. А вернуться к финансовой политике нормального типа очень страшно. Глубина наркотизации экономик, подвергнутых «антикризисным терапиям», не поддается оценке. Кто скажет, как поведет себя наркоман, если его вдруг снять с иглы? Отсюда и все эти нервозные танцы, исполняемые Федеральной резервной системой вокруг предстоящего сворачивания программы «количественного смягчения».

Получается, что Великая рецессия отшумела, а уроки большинством ее жертв не извлечены. Вроде бы и пора настать послекризисному расцвету, но ведь расцвет приходит не сам собой, а в награду за честное преодоление трудностей и за исправление накопившихся ошибок. А если ошибки почти не исправляются и даже умножаются, то послекризисные времена плавно перетекают в предкризисные.