Цивилизация
Сегодняшний «потребитель искусства» посещает музеи в основном для получения спектра впечатлений. Нужен визуальный ряд — более или менее представительный набор изображений, чтобы не возникало ощущения, что тебе чего-то недодали. По этой причине музеи гораздо охотнее оперируют большими выставочными проектами, нежели мини-экспозициями. Хлопот с организацией разного рода ретроспектив или тематических показов, конечно, много, зато раскручиваются они на раз и крайне привлекательны для публики.
Когда же в фокусе внимания оказывается одна-единственная картина, зрителя расшевелить намного сложнее. Однако отсюда совершенно не следует, что это невозможно.
Например, ГМИИ имени Пушкина подобный жанр культивирует уже много лет, и схема до сих пор работает. В разные годы сюда поодиночке приезжали полотна Тициана, Вермеера, Рембрандта, Пармиджанино (не говоря уже о сенсационном показе «Моны Лизы» Леонардо) – и всякий раз сценарий себя оправдывал. Публику интересуют большие объемы искусства, но не в меньшей степени она тянется к персонифицированным мифам. С этой точки зрения Рафаэль – весьма удачный выбор. С популярностью этого «бренда» сравнится мало какой другой. В Эрмитаже перед «Мадонной Конестабиле» и «Святым семейством» (это единственные произведения «божественного Санцио», хранящиеся в России) всегда толпа, сквозь которую с трудом протиснешься. Да и в прочих мировых музеях Рафаэль встречается нечасто и неизменно оказывается в центре внимания. Посему приезд в Москву «Дамы с единорогом» – событие вполне себе выдающееся.
У этой картины чрезвычайно занимательная история. О том, что руку к ней приложил Рафаэль, не было известно вплоть до ХХ столетия.
В описи галереи Боргезе она долгое время числилась как «Портрет Св. Екатерины с колесом школы Перуджино». Уместно спросить: ладно, авторство не всегда бывает очевидным, но причем тут колесо и святая Екатерина, когда в предмете у нас «Дама с единорогом»? Однако со зрением и с логикой у хранителей галереи все было в порядке: что видели, то и описывали. Первые сомнения насчет «школы Перуджино» и версии о том, что под позднейшим красочным слоем может обнаружиться подлинник Рафаэля, возникли в конце XIX века. А в 1920-е годы знаменитый искусствовед Роберто Лонги именно в связи с этим впервые применил рентгеноскопию для исследования живописи. Обнаружилось, что и впрямь святая Екатерина с колесом не при делах: этот мученический сюжет возник в результате переделки первоначального изображения, где дама фигурировала без накидки на плечах, а вместо орудия пытки у нее на руках возлежал маленький единорог – символ целомудрия. Более того, выяснилось, что и это мифическое существо – тоже позднейший домысел и что прежде место единорога занимал ординарный щенок, выступавший символом супружеской верности. Правда, восстановить щенка в прежнем виде при реставрации не получилось: слишком велики в этом фрагменте оказались повреждения оригинального красочного слоя. Но за все остальное специалисты могли поручиться головой: это подлинный Рафаэль из Урбино.
Портрет датируется приблизительно 1504–1506 годами, когда художник жил во Флоренции. После расчистки посторонних записей стало особенно заметным сходство этого изображения с «Джокондой».
Искусствоведы не сомневаются, что молодой Рафаэль видел произведение Леонардо и вступил с ним в заочную полемику. Композиционные приемы у двух картин довольно близки, однако авторские установки зримо различаются. Вместо загадочности Моны Лизы и туманности пейзажа у нее за спиной Рафаэль предложил «пленительную ясность». Запечатленная дама (скорее всего, речь шла о предсвадебном портрете некой знатной флорентийки) не пытается интриговать зрителя таинственной полуулыбкой. В этом образе выражена гармония земного существования, сопряженная с небесным замыслом о человеке. Рафаэль Санти вообще был художником куда менее «замороченным», нежели Леонардо и Микеланджело. Он любил недвусмысленную выразительность чувств и определенность послания. Кстати, за это его и ценили заказчики. Однако не скажешь, что Рафаэль наивен и простоват. Отсутствие таинственных кодов и малопонятных озарений в его работах компенсируется цельностью творческой программы.
Из всех художников Ренессанса он был, пожалуй, самым гуманистичным автором, не сомневавшимся в глубинном позитиве человеческой натуры.
Нынешнюю музейную гастроль можно считать началом длительной цепи культурных обменов с Италией в сфере изобразительного искусства. По инициативе нового итальянского посла в Москве Антонио Дзанарди Ланди у нас со временем должны побывать и другие шедевры с Апеннин – произведения Микеланджело, Антонелло да Мессины, Тициана, Каррачи, Караваджо, Бернини, Каналетто. Процесс не ограничится рамками нынешнего Года России – Италии: заявлено, что программа рассчитана как минимум на четырехлетие.
