Цивилизация
Официально музей открылся для публики 31 мая 1912 года, история его коллекций восходит к временам более давним. Вскоре после основания Московского университета в 1755 году в этом учебном заведении появилось собственное собрание монет и медалей, которое впоследствии перешло в ведение музея на Волхонке. Да и многие прочие составные части здешних фондов формировались задолго до того, как Иван Владимирович Цветаев добился от властей санкции на устройство Музея изящных искусств имени императора Александра III (имя Пушкина возникло в титуле лишь в 1937 году).
Перипетии музейной биографии отражены в проекте «Пушкинскому музею – 100 лет», разместившемся сейчас в Белом зале и колоннаде. Кураторами не упущены никакие этапы и подробности: здесь рассказывается и о строительстве главного здания, и о реорганизациях раннесоветского времени, и об испытаниях в годы войны. Правда, «временем испытаний» в заголовке одного из разделов назван другой, послевоенный период: с 1949-го по 1953 годы все произведения мирового искусства ютились в запасниках, уступив место подаркам товарищу Сталину.
Ренессанс музея как художественной институции случился в 1955 году, когда на Волхонке показали хранившуюся здесь трофейную коллекцию Дрезденской галереи. С той поры история ГМИИ накрепко связана с личностью его тогдашнего и нынешнего директора Ирины Антоновой.
Впрочем, в экспозиции о вкладе других сотрудников говорится гораздо больше, чем о роли самой Ирины Александровны.
Хотя эта экспозиция документальная по смыслу, но одними лишь текстами, фотографиями и видеохрониками дело не ограничивается. В составе выставки много подлинных произведений, символизирующих тот или иной «этап большого пути». Например, начальный период жизни музея обозначен скульптурой Якопо Сансовино «Богоматерь с младенцем», которую в 1911 году пожертвовала для будущей институции Великая княгиня Елизавета Федоровна. Разумеется, не обойдена вниманием и тема выдающихся коллекций Сергея Щукина и Ивана Морозова. Иллюстрации в виде полотен ван Гога и Пикассо прилагаются. А ближайшее будущее учреждения символизирует макет «Музейного городка», проект которого разработан в мастерской Нормана Фостера и проходит сейчас общественное обсуждение.
Этот макет представляет в своем роде «воображаемый музей», однако такое название носит совсем другой выставочный сюжет. Кульминацией юбилейных мероприятий следует считать прибытие в ГМИИ 46 шедевров из 27 музеев мира. Подобный набор вполне мог составить отдельную выставку – эффектную и весомую, но устроители выбрали другой сценарий, более изысканный.
Все привезенные шедевры внедрены в постоянную экспозицию – и в главном здании, и в соседней Галерее искусств стран Европы и Америки XIX – ХХ веков. Сделано это крайне деликатно: в большинстве случаев может возникнуть ощущение, что «так всегда и было».
<1>
От окружающих картин и изваяний новоявленные экспонаты отличаются лишь неброской маркировкой в виде цветного фона и расширенной экспликации. Тем из зрителей, кто не знаком с постоянной экспозицией ГМИИ до такой степени, чтобы ориентироваться в ней с закрытыми глазами, придется потратить некоторые усилия, чтобы отыскать фрагменты «Воображаемого музея». Но это обстоятельство только добавляет проекту интриги. Впечатления, добытые не без труда, при определенных условиях оказываются более яркими и запоминающимися.
Договариваясь с партнерами о «поставках», искусствоведы Пушкинского музея в первую очередь исходили из «белых пятен» и «черных дыр» в собственном собрании. Именно такими соображениями продиктован выбор произведений Иеронима Босха, Ханса Мемлинга, Диего Веласкеса, Рене Магритта, Джексона Поллока: эти авторы в реальной, а не «воображаемой» коллекции ГМИИ не представлены вовсе. В других случаях ставка делалась на уникальность тех или иных экспонатов.
Скажем, «Царская лира» шумерской эпохи, принадлежащая Британскому музею, – это раритет из раритетов, древность, достойная завороженного внимания.
А вот лакуны в фондах ХХ века, возникшие по понятным причинам (в советские времена минкультовские чиновники шарахались от современного западного искусства как черт от ладана, так что о закупках подобного рода и речи быть не могло), заполнены опусами скорее характерными, чем выдающимися.
К сожалению, из-за юридических трений в связи с «библиотекой Шнеерсона» культурный обмен с музеями США у нас сейчас затруднен, так что ни Метрополитен, ни Гугенхайм, ни другие американские собрания в юбилейном проекте участия не приняли.
Картина Джексона Поллока и скульптура Роя Лихтенштейна позаимствованы для выставки из коллекции Константина Григоришина.
Зато европейские музеи не поскупились. Пожалуй, единственный минус в концепции «Воображаемого музея» состоит как раз в том, что из-за размазанности по залам труднее заметить и ощутить, насколько мощной получилась иностранная интервенция. Многие из привезенных к нам экспонатов вполне достойны «выставки одной картины», будь то «Несение креста» Эль Греко из мадридского Прадо, вариант «Завтрака на траве» Эдуара Мане из лондонского Института Курто или «Адам и Ева» Густава Климта из венской галереи Бельведер. Хотя, разумеется, даже при таких «вливаниях», постоянная экспозиция ГМИИ вряд ли соответствует образу, рожденному в умозрении писателя Андре Мальро (принадлежащая ему формулировка «воображаемый музей» подразумевает вообще весь планетарный континуум художественных шедевров), все же демонстративный шаг в направлении идеала сделан.
