Цивилизация
В галерее Artplay в рамках фестиваля «МедиаУдар» открывается выставка «Феминистский карандаш — 2». В экспозиции будет представлен весь спектр графических жанров: комиксы, городские трафареты, плакаты, стикеры, рисованные истории. Их сюжеты будут связаны с правами женщин и другими темами, находящимися в фокусе внимания феминистского движения: домашнее насилие, материнство, семейные иерархии, инвалидность, бедность, дискриминация, жизнь мигранток. Кураторы выставки искусствовед Надя Плунгян и художница Виктория Ломаско рассказали «Газете.Ru» о различии в подходах художников и художниц, влиянии дела Pussy Riot на дискуссию о положении женщин за решеткой и отношениях социально ориентированных художников к зрителю и заказчику.
— Почему вы стали заниматься темой феминистского искусства?
Надя Плунгян: Я пришла к этому из своих профессиональных интересов как искусствовед, потому что меня интересовала графика 30-х годов, я занималась «Группой 13», быстрым рисунком. Как известно, в середине 1930-х социально ориентированные сюжеты стали выпадать, исчезать из публичного поля. Конечно, это было не добровольной ситуацией, а осознанной государственной политикой: документальная графика и социально ориентированные сюжеты уступили место официальному или ретроспективно-иллюстративному рисунку. Во многом это положение дел сохраняется и в современном искусстве. Мне нравился активизм Вики в этом отношении, она очень старалась развивать именно социальную графику, и я считала, что присутствие феминистской оптики логично.
— Феминистский проект автоматически означает только участие женщин?
Виктория Ломаско: Когда я стала анализировать графические работы разных современных авторов, то поняла, что работы художниц складываются вместе очень хорошо, а работы художников выглядят не такими приближенными к изображенным темам — они как будто откуда-то сверху парят и рассказывают про разные бедные, угнетенные группы. Надя тоже предложила для этой выставки своих знакомых художниц, и мы увидели, что все вместе это гармонично соединяется, получается само собой цельное и важное событие.
— На идею выставки с женской повесткой как-то повлияло «дело Pussy Riot»?
В.Л: Вообще я не вижу прямой связи (между выставкой и «делом Pussy Riot». — «Газета»), но заметна тенденция, что все больше женщин не хотят мириться с той ролью, которую им отводит общество, — помощниц, матерей, жен. У нас на первой выставке (первый «Феминистский карандаш» был организован в 2011 году. — «Газета») была одна работа про Pussy Riot Полины Петрушиной, художницы из Франции. Я думаю, что обязательно найдутся люди, которые возьмутся за эту тему, но есть очень много других тем, на которые авторы находятся с трудом, и меня интересуют именно они.
Н.П: У меня позиция своя по этой теме. Я считала, что шум вокруг Pussy Riot имеет очень своеобразный политический характер. На тот момент меня это очень занимало: мне казалось, что во всем, что говорят о Pussy Riot, именно феминистская проблематика занимала последнее место, очень странно было устроено информационное поле. Но, с другой стороны, и само высказывание Pussy Riot было скорее общелиберальным, чем феминистским для меня тогда. Мы, конечно, не могли обойти тему Pussy Riot и включили проект, посвященный им, в первую выставку. Это был живой, нарисованный фломастерами комикс о том, как все с ними происходило.
Сейчас, если думать о Pussy Riot, мне кажется очень логичным, что информационное поле вокруг них вернулось именно к тем темам, которыми мы занимались вначале, — к социальным проблемам жизни в тюрьме, к тому, как живут женщины в тюрьме, к конкретике социального исключения. Весь резонанс поменялся: уже кажется, что митинги в защиту Pussy Riot посвящены не конкретным медийным фигурам, а именно проблеме выживания в тяжелых для женщин условиях. Может быть, это еще не до конца видно, но в ближайшие несколько месяцев так будет, на мой взгляд.
— У современного российского искусства и феминизма есть что-то общее?
Н.П.: Я давно слежу за социально ориентированными попытками современного искусства. Я помню, как меня очень интересовали в 90-х — начале нулевых стратегии, которые проводила арт-группа «Синие носы». Они составили себе очень большую славу путем использования медийных штампов: надевали маски знаменитостей — Бен Ладен, Ленин, Мерилин Монро. И вот они устраивали пляски в полуголом виде в этих масках. У меня до сих пор сохранилось впечатление, что для них вся социальная реальность умещается в телевизор и критический анализ реальности сводится к пропагандистскому штампу.
Это, конечно, очень во многом наследие советского официального искусства. Колоссальное внимание к медийным образам при абсолютном презрении к тому, как живут реальные люди, невозможность реальным людям, непрестижным людям выйти в пространство галереи и сделать свое высказывание, это было просто на виду в 90-е. Как и экзотизм, колониальный взгляд на бедность, отношение высокомерного «рассматривания» к людям, которые мало чем отличались по материальному и социальному положению от самих художников.
Для чего это отстранение было нужно? Для того чтобы продать эти работы, чтобы присоединиться к заказчику хотя бы как-то внутренне. Заказчик этот, естественно, совсем другого класса. Зависимость галерей от этих денежных средств в итоге привела к очень своеобразной социальной оптике, которую мне всегда хотелось поставить под вопрос.
— Считаете ли вы возможным сотрудничество с государством в этой области?
Н.П.: Я считаю, что государство должно заниматься социальными проблемами. Любое освещение этих проблем, любая образовательная продукция связанная с этим, любая просветительская деятельность, направленная на толерантность к разным исключенным социальным группам, является задачей государства. И я бы хотела работать на государство, если государство предложит мне такую работу. В этом смысле я отделяю себя от разных политических движений. Я являюсь феминисткой, я защищаю права обычных женщин, которые работают в библиотеках, в школах. Я считаю, что сотрудничество с государством само по себе нейтральный факт. Оно у меня не вызывает никакого ужаса. Просто хочу, чтобы государство занималось такими вещами. Моя задача — легитимировать и популяризировать в России нормальный гражданский дискурс в искусстве.
