Цивилизация
В книге стихотворений Вениамина Голубицкого «Поиск адресата» поначалу настораживает всё: и объем, и нераскрученность автора (по крайней мере, мне он до сих пор не был известен), и довольно банальное название. Но по мере чтение всё постепенно становится на свои места.
Сперва убеждает качество стихов – при полной естественности интонации автора, звучащей в бытовом регистре, без форсирования голоса. Вениамин Голубицкий ни в одном месте действительно большой книги не начинает нам с вами доказывать, что умеет писать стихи, не решает формальных задач. Это происходит органично и само собой. Потом возникает многообразие: ритмов, жанров, тем, углов зрения – без чего невозможно было бы удержать читательское внимание на таком объеме.
Книга структурирована на разделы (главы) – без этого автору и читателю вряд ли удалось бы обойтись, но – приятное открытие! – наполнения разных глав книги действительно различны и по смыслу, и по стилю. Теперь давайте по порядку.
ПРЕДМЕТЫ И СЮЖЕТЫ
Здесь автор собирает истории вещей, впитавших запах времени и человеческое тепло. Главной темой становится преодоление времени и фазовый переход в вечность, бессмертие. Вениамина Голубицкого интересуют доступные живому человеку отражения и репетиции такого перехода. В стихотворении «Альцгеймер» создается впечатление, что смерть в твердой памяти – не совсем смерть, а вот потеря памяти при жизни и есть всамделишная смерть. В «Солдатике» простая история складывается в некую мораль, что потерянное и обретенное переживает свое время.
А вот погибшая собачка Нёма:
На слабеньких ножках в далёком раю
Беги, я с хозяйкой твоей постою,
А дальше, быть может, вдогонку
Туда, где скулишь ты так тонко.
Человек, поневоле поэт, спасает в слове собачку, глупые бракованные вещицы (как полубезумная старушка в стихотворении «Мусор») – это в его компетенции, здесь он как бы маленький бог. И есть надежда, что этот жест может быть продолжен.
В важном стихотворении «Трость» предмет зависает в воздухе – но лишь в руке деда. Трость сама по себе, в руках внука, превращается в обычную палку. Таким образом, нельзя спасти трость и не спасти деда.
МАРШРУТОМ СКВОЗНЯКОВ
Здесь гораздо больше пространства, пустоты. Возникает возможность прямого контакта – с вечностью, с тем, что заведомо больше нас. Исчезают названия стихотворений, расплывается тема. Назревает горьковатое подозрение, что бессмертие вообще не связано с личной работой человека.
В этом разделе исчезает беспричинная радость, часто мелькавшая в первом. Много деревьев – и воздуха между ветвей.
УЧИТЕСЬ ЖИТЬ БЕЗ МЕНЯ
Исчезает необходимость договаривать. Стихотворения (как, впрочем, и в предыдущем разделе) становятся короче, чем в «Предметах и темах». Это место встречи живых и мертвых (Д.Веденяпин). Вместе с тем, происходит некоторое качельное возвращение к 1-й части (опять возникают названия стихотворений, очерчиваются вещи). Опыт прямого контакта с незаполненным пространством – что-то наподобие выхода в открытый космос. Он остается одним длинным обжигающим глотком; так жить нельзя, по крайней мере – долго.
В стихотворении «Воскресенье» воссоздан абсолютно счастливый день детства – но воссоздан с едва уловимой печалью.
Само название раздела можно неверно интерпретировать – что автор (или лирический герой) сильно и вполне в соответствии с эгоцентрическим образом поэта сконцентрирован на собственном уходе. Нет, скорее наоборот. Автор оказался не готов к потере близких и пробует уберечь от такой боли тех, кому предстоит потерять его, то есть это всё не о себе.
ФОТОГРАФИЯ РЯДОМ БЫЛА…
Здесь в каждом стихотворении есть нечто фотографическое – как минимум, рамка (окна). Щелканье затвором – настолько простой путь из времени в вечность, что уж наверное с подвохом. Конечно! в итоге остается в памяти то, что не попало в кадр – осталось за его границей, например. Или сам процесс проявки и печати – красный фонарь, увеличитель, магия проступания черт на влажном листе…
ПЕРЕМЕЩЕНЬЕ ЛИЦ
О путешествиях. Вениамин Голубицкий здесь балансирует между непременной «бродской» благодарностью судьбе и четким ощущением, что «дело не в этом». Главные вопросы бытия редко решаются в путешествии. Да и, с другой стороны, важно, куда ты выбрался – в Иерусалим или в Марракеш. Иерусалим (как, впрочем, и Венеция) увеличивает громкость вопроса.
В КОПИЛКЕ ЖИЗНИ СОННОЙ
Текст становится более открыт, чем раньше. И автор нащупывает белый стих – как, пожалуй, наилучшим образом приспособленную форму для такого рода размышлений:
А интересно, птицы залетают
Туда, где после смерти, или нет?
И как туда -
Грохочет эскалатор
Иль медленно с котомкой и пешком?
Из другого стихотворения:
Сирень цветет, и в этом мало толка…
Здесь вспоминается Георгий Иванов:
И кому нужна
Та, что так нежна,
Что нежнее всего – весна?
Вообще, вне зависимости от местопроживания поэта, с годами начинает сквозить в его стихах эмигрантская нота.
ПРИСНИВШИЙСЯ РОМАН
Главная тема этого раздела – а что если память расходится с фактологической правдой? Вдруг возможно обессмертить то, что могло бы быть? Здесь нащупываются корни прозы, нарратива как такового.
ЗАДАННЫЕ ТЕМЫ
Возвращается досказанность, появляется некий невольный поэтический лоск и ирония. Возникает своеобразная острота формы. Очерчивается круг поэтов, с которыми Голубицкий ведет диалог (Рыжий, Лосев, Кенжеев) – важна не стилевая общность (ее нет), а отношение к базовым вопросам. Еще одна перекличка:
Голубицкий:
Спиленный тополь в окне позабытого дома,
Я его вижу, он ветви ко мне протянул
Здесь дом стоял. И тополь был.
Ни дома, ни тополя. Но вдруг над головой
Я ощутил присутствие объема,
Что комнатою звался угловой.
КОМПРОС И ВТОРЧЕРМЕТ
Очень проникновенная и по-хорошему сентиментальная глава о Екатеринбурге. В одном месте вспоминаются Борис и Олег. Борис – скорее всего, Рыжий. Олег – мне хочется думать, что любимый мной Дозморов. Оставим это в статусе предположения.
В итоге – очень талантливая, честная, органичная книга о важном. Даже, наверное, о самом важном. Чтобы понять насколько – такое наблюдение: чего здесь нет. Нет – телевизора, соцсетей, политики, гламура, катастроф, сплетен, то есть того, чем мы липко окутаны, но чего на самом деле (скорее всего) нет. Девять из десяти прекрасных поэтов помянут весь этот джаз с негодованиям и омерзением и напомнят нам с вами, что этого нет! А вот у Голубицкого – совсем нет, нет так нет. Равзве что одна девушка с «Мастердентом» мелькнула на периферии кадра и скрылась.
Потому что речь не о ней.
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции
