Сокрушительная жара, которая стоит в Японии, вполне соответствует политическому климату современной Азии. Эта часть мира перемещается в центр глобального внимания, и противоречия, присущие азиатско-тихоокеанскому пространству, все больше сказываются на глобальном уровне.

Россия, как известно, поворачивается на Восток, и азиатские коллизии ей теперь небезразличны.

Премьер-министр Японии Синдзо Абэ выступит в пятницу с обращением к нации в связи с семидесятой годовщиной капитуляции Японии во Второй мировой войне. Каждая круглая дата вызывает в соседних странах (особенно в Китае и Южной Корее) волну сомнений в том, что Токио отмежевался от опыта первой половины прошлого века. Вот и теперь все гадают, прозвучит ли извинение. Его приносили предшественники Абэ, которые выступали с соответствующими речами пять и десять лет назад, однако в Пекине и Сеуле формулировки находили недостаточными.

Теперь же, согласно утечкам, глава кабинета извиняться не намерен, хотя осудит японскую агрессию.

Абэ считают националистом, сам он говорит о желании вновь сделать Японию «нормальной страной», свобода действий которой не будет ограниченна тем, что случилось более 70 лет назад. «Нормализация» подливает немало масла в огонь дискуссий, в которых прошлое, настоящее и будущее увязаны в тугой узел.

На нынешние годовщины (помимо капитуляции это еще и атомная бомбардировка Хиросимы и Нагасаки в августе 1945-го) наложились острые дебаты относительно намерения переосмыслить одно из положений Конституции.

Основной закон Японии принят в 1947 году под диктовку американской оккупационной администрации. Одним из базовых принципов был запрет иметь собственные вооруженные силы, через несколько лет его смягчили до разрешения сил самообороны без права вести какие-либо действия за пределами национальной территории. Именно от этого ограничения хочет избавиться Абэ, ссылаясь на кардинальные изменения в регионе и мире. Коррективы предполагаются скромные – возможность оказывать содействие союзникам (читай – Соединенным Штатам) по обеспечению боевых операций в разных частях света в рамках «коллективной самообороны». Это меньше, чем обязательства, которые принимают на себя члены НАТО, хотя Япония, как и они, имеет статус военно-политического союзника США.

Однако японцы за 70 лет перевоспитались (в массе своей) в убежденных пацифистов, и большинство не поддерживает даже такие умеренные шаги.

Дело не в содержании изменений, а в принципе – даже минимальный отход от постулата, на котором строилось все послевоенное государственное строительство, создает прецедент.

Закон (а речь, по версии Абэ, идет не об изменении Конституции, а лишь о новом прочтении одной из ее статей) будет принят – Либерально-демократическая партия контролирует достаточно голосов. Премьеру, правда, это стоит падающего рейтинга.

Внутренние японские споры – элемент процесса, связанного с судьбой миропорядка послевоенной эпохи. Он родился те же 70 лет назад вместе с созданием Организации Объединенных Наций. Принципы были понятны – победители договариваются о правилах, побежденные их безоговорочно принимают, остальные адаптируются. Холодная война дизайн не поколебала. А вот после ее окончания начал размываться фундамент.

Мировой порядок был основан на определенной морально-политической трактовке итогов войны. В Европе ее поставили под сомнение в 1990-е – все большую роль стала играть восточноевропейская концепция «двух оккупаций», то есть равнозначности фашизма и коммунизма. В Старом Свете этот процесс усугубляется, что не может не влиять на глобальное устройство.

С прошлого года Россия и ее оппоненты особенно резко обвиняют друг друга в нарушении послевоенного миропорядка, имея в виду разное.

Москва считает, что Запад презрел правила баланса и взаимного учета сфер интересов, на которых покоилась Ялтинско-Потсдамская система. В Европе и США ялтинский мир уже едва ли не бранное понятие, и там не устают повторять, что Россия создала первый с 1945 года прецедент силового приращения территории.

Компромисса не видно, кризис, в частности, отражается в предложениях Франции, а теперь и Великобритании ограничить постоянных членов СБ ООН (по умолчанию имеется в виду Россия) в применении права вето. Эта идея есть отрицание установки, обеспечивавшей функционирование послевоенного международного режима – победителю позволено сказать непреодолимое «нет».

В Азии ситуация не менее интересная. Там тоже был трибунал на манер Нюрнбергского, но морально-политической однозначности, как в Европе, никогда не достигали. Японские премьеры, включая и Синдзо Абэ, посещают военный мемориал Ясукуни, где похоронены казненные по приговору Токийского трибунала. Япония не берет на себя всю полноту ответственности за события сороковых годов в Восточной Азии, чем вызывает острое недовольство соседей.

С другой стороны, японцы поминают жертв атомных бомбардировок, стараясь не акцентировать вопрос о том, кто, собственно, сбросил бомбы, а направляя весь пыл на борьбу против ядерного оружия как такового.

В эпоху идеологической конфронтации прошлого столетия азиатские разночтения были приглушены тем, что основное противостояние разыгрывалось все-таки не в этой части мира. Впрочем, по той же причине они в законсервированном виде дожили до сего момента, а теперь выходят на поверхность.

На авансцену «исторической политики» (термин появился в связи с использованием истории в текущих целях в посткоммунистическом мире) выступил Китай, раньше достаточно индифферентный ко Второй мировой войне. Капитуляцию японских сил принимало же гоминдановское правительство Чан Кайши, а не КПК.

Но с прошлого года 3 сентября, день окончания Второй мировой, отмечается как государственный праздник – победа китайского народа в антияпонской войне.

Историческая антияпонская составляющая закрепляется институционально (в 2014-м учрежден и государственный день поминовения жертв Нанкинской резни). Помимо этого, как замечает российский китаевед Евгений Румянцев, Пекин намерен привести представления о роли Китая во Второй мировой войне в соответствие с его нынешним весом в мировой экономике и политике.

Создаваемый нарратив отдает именно Китаю, а не США и СССР, главную заслугу по разгрому Японии.

В рамках укрепляющегося российско-китайского партнерства Пекин фактически предлагает Москве принять его версию войны в Азии, отличную от той, к которой привыкли мы, в обмен на встречную солидарность по поводу недопущения «пересмотра итогов» в Европе.

Предложение асимметричное. На западном театре военно-исторических действий поддержка КНР дает России немногое – китайская позиция по этому вопросу Европе безразлична. А вот на азиатском «фронте» втягивание Москвы в конфликты, уходящие корнями в историю, чревато конкретными осложнениями. Ведь Россия намеревается вести себя гораздо активнее в этой части мира и выстраивать там сбалансированные отношения с разными игроками.

Хотя процессы в Европе и Азии отличаются, тенденция едина.

Прежние побежденные – Германия и Япония – в целом считают (каждая по-своему) перевернутой страницу, связанную с катастрофами прошлого века. Прежние победители, с одной стороны, говорят о незыблемости мирового порядка, возникшего после этих катастроф. С другой – трактуют этот самый порядок все более по-разному, в зависимости от опыта каждого после холодной войны.

Вселенная общих правил продолжает разлетаться.