После одной моей колонки мне пришло письмо по поводу местоимения «мы», которое я употребила.

У читателей на местоимение «мы» форменная идиосинкразия, тошнота подступает. Ну что сказать, кризис идентичности.

«Мы» ни с чем себя не можем проидентифицировать без проблем. Не ясно, кто мы. Ни национальности у нас, ни страны, да и профессия какая-то туманная — «креакл». Пишем, снимаем, поучаем. И если автор вдруг тебе в лицо — «мы» — не по себе сразу. Ты интуитивно понимаешь: я — не он. Я — не мы. Но больше ничего про себя членораздельно произнести не в состоянии.

Да я к тому же позволила себе сказать «мы» не просто так, а по поводу сталинских преступлений. «Мы», «наша вина», «вина нашей страны»...

И вот пишут: «Юль, а почему местоимения первого лица? В этом и есть проблема русской интеллигенции: самоидентификация с властью. Помнишь, у Аксенова высланный на Запад диссидент дает интервью: «Не верьте нам, товарищи капиталисты. Мы вас обязательно обманем». А я вот сызмальства не говорил «мы ввели войска», «мы разрушили экономику»…

Недавно был в Музее ГУЛАГа, и там пожилая интеллигентная дама говорила группе английских студентов: «Мы построили столько-то лагерей, мы убили миллионы народа...» Переводчица старательно переводила. Ребятишки ничего не понимали. Наконец один спросил: «А зачем вы это делали?» Ну, не смешно ли? ОНИ — власть (или наследники той власти), а мы — нет. Моего согласия никто не спрашивал. Я не голосовал за Путина».

Хорошо написал. Правда?

Ну а за кого ты голосовал, мил человек?
Ни за кого.
В этом же и вопрос.

«Просто перестаньте относиться к Российской Федерации как к своему государству. Оно не ваше, не наше. Оно село нам на голову, не спросив нас, хотим ли мы этого», — написал Кашин текст, который уже называют манифестом.

Сейчас я вижу этот текст под каждым интеллектуальным кустом в фейсбуке, но если уж решить отгавкнуться чуть-чуть моськой на слона, то скажу, что довольно умилительно видеть такой и подобные ему тексты от людей, которые в 2011-м (поворотном) году активно агитировали за движение «Нах-нах».

То есть внутренне, эмоционально, личностно это непротиворечиво. Нет тут никакого развития характера. Нет прозрения. И нет неожиданности, что это пишут одни и те же люди. Сперва в ноябре-декабре 2011 года они говорили: да нах-нах эти выборы, не будем идти голосовать, потом те же самые люди закричали: «Верните мой голос», а теперь они говорят: «Мне не стыдно, пусть будет стыдно «Единой России». Я за «Единую Россию» не голосовал». Правда, логично?

Выборы я игнорирую. Следовательно, выигрывает «Единая Россия».
Я за нее не голосовал. Следовательно, я ко всему этому не имею отношения.
Силлогизм.

Конечно, это простая задачка на идентификацию. И даже можно размять интеллектуальные мышцы — у кого какие есть — на эту тему. Ну не считает человек себя россиянином, не идентифицирует себя со страной.

Как говорил Григорий Померанц: патриотизм — это единство гордости и стыда за свой народ. То есть речь идет обо всем спектре чувств, а ключевое слово тут «свой».

Я не обязана по умолчанию обязательно гордиться своей страной. Может быть, гордиться-то и нечем будет. Но в таком случае я стану стыдиться за свой народ. Непатриот — не тот, кто не гордится. А тот, который ни гордиться, ни стыдиться не может, ни холоден, ни горяч: не мой народ, не моя страна, не моя лошадь, я не я.

Какие уж тут манифесты...

Но это только с одной стороны задачка на идентичность. А с другой стороны, это задачка на ответственность. Конечно, мы ни за что не отвечаем. Мы же ни при делах. Мы стоим на шухере. Всей страной.

Была одна удивительная история в XX веке. Президент Веймарской республики, старик фон Гинденбург, потомственный аристократ, честный вояка, испугавшись шантажа Гитлера (тот обещал разоблачить его как коррупционера), 30 января 1933 года назначил Гитлера рейхсканцлером. Вот так вот демократ привел к власти великого кровопийцу всех времен. Стыд он почувствовать почти что и не успел, так как умер в 1934 году. Успел только крякнуть, увидев первые законы нового главы государства. Забавная история, да?

Я за Гитлера не голосовал — как бы сказал Гинденбург и отошел в мир иной, где его уже с нетерпением ждали.

Трусость — конечно, мать всех пороков. Малодушие — всех пороков отец. Но у наших новых кумиров какое-то бравое, какое-то гусарское малодушие.