Умер Андрей Вознесенский

Скончался Андрей Вознесенский — один из последних поэтов, остававшихся для страны пресловутым «больше чем поэтом». Человек, ставший когда-то одним из символов шестидесятничества и на протяжении всей своей жизни остававшийся, если не лукавить, символом современной российской поэзии.

Он родился 12 мая 1933 года в Москве, в семье гидроинженера Андрея Вознесенского. Стихи начал писать очень рано и еще школьником, шестиклассником, отправил их Борису Пастернаку, после чего неожиданно получил от него приглашение в гости. Очевидно, Пастернак разглядел что-то в этих, как сознавался сам Вознесенский, неумелых виршах, если эта неожиданно возникшая связка поэтов двух поколений не прерывалась до самой смерти Пастернака. Правда, свои ранние стихи Андрей Андреевич так никогда и не обнародовал. Как позже писал Евгений Евтушенко в своих «Строфах века»: «Если я начинал печататься с очень плохих стихов, лишь постепенно вырабатывая свою поэтику, то Вознесенский появился с поэтикой уже сконструированной. Попав в море русской поэзии, он сразу поплыл баттерфляем, а его ученические барахтанья остались читателям неизвестны».

Впрочем, перед этим был еще Московский архитектурный институт, который Андрей Андреевич закончил в 1957 году, и лишь через год после этого, в 1958-м, выходят первые стихи поэта Вознесенского. Архитектором он так и не стал, хотя с одним его архитектурном творением наверняка знакомы многие: архитектурную часть знаменитого памятника российского-грузинской дружбы в Москве на Тишинской площади создал именно Вознесенский (скульптурную, как всем известно, — Церетели).

Архитектора так и не случилось, а вот поэт родился сразу и навсегда: уже через год после дебюта вышедшая в 1959-м поэма «Мастера» о строителях храма Василия Блаженного, ослепленных Иваном Грозным, сделала имя Вознесенского всенародно известным. Потом были первые сборники: изданная во Владимире «Мозаика» и московская «Парабола», знаменитые чтения в Политехническом, собираемые стадионы и неоспариваемое место в знаменитой тройке первых поэтов страны — Вознесенский — Евтушенко — Рождественский.

Он прожил долгую жизнь и пережил несколько эпох. Как любая настоящая жизнь, она не была простой. В ней были и гонения властей, и вполне себе номенклатурные должности: член правления СП СССР (1967—1991), СП РСФСР (1985—1991), секретарь правления СП СССР (1986—1991). В этой биографии вполне сочетались пресловутый сатирический плакат, где рабочий, выметающий «нечисть», поддевает метлой в том числе и сборник «Треугольная груша», и долгий тур в США (после которого, собственно, «Треугольная груша» и появилась), где модный советский поэт встречался с Пабло Пикассо, Алленом Гинзбергом, Мерилин Монро, Артуром Миллером и Робертом Кеннеди. И это не было приспособленчеством или разрешаемым бунтарством — это был просто тогдашний мир, мир странный и давно исчезнувший. Мир бурных и буйных советских 60-х, в котором сегодня писали:

Я в кризисе. Душа нема.
«Ни дня без строчки», — друг мой дрочит.
А у меня
ни дней, ни строчек.

А назавтра:

Школа Ленина — школа мира.
Не примазывайтесь к нему,
кто прогресс на костях планирует,
полпланеты спалив в войну.
Школа Ленина — все, что создано,
школа Ленина — Енисей,

школа Ленина —
это родина
с небесами, что нет синей.

Это трудно понять, но и то и другое писалось одинаково искренне.

Вот это соединение запредельно сложного с донельзя профанским, как это часто и случается в жизни, прошло у Вознесенского через всю жизнь. Иногда трудно поверить, что запредельные экспериментальные «Видеомы» 1992 года, где стихи совмещались с рисунками, фотографиями, шрифтовыми композициями и прочим, делал тот же человек, что однажды написал «барабан был плох, барабанщик — бог».

Такой уж был человек, у которого «Миллион алых роз» или «Плачет девочка в автомате» вполне естественно соседствовали с поэтическими палиндромами и метафорами вроде «по лицу проносятся очи, как буксующий мотоцикл» или «и из псов, как из зажигалок, светят тихие языки». К его стихам обращались очень разные композиторы, но и вполне попсовая рыбниковская «Юнона» и «Авось», и созданная Родионом Щедриным «Поэтория» — концерт для поэта в сопровождении женского голоса, смешанного хора и симфонического оркестра — одинаково становились произведениями искусства.

Андрей Вознесенский прожил очень долгую жизнь, но и Никита Хрущев, который когда-то на встрече с советской интеллигенцией, распалившись, предлагал выгнать «антисоветчика» Вознесенского из страны, и Борис Березовский, которому поэт посвятил стихотворение «Опальный олигарх» уже стали историей.

А стихи живы до сих пор. И это настоящие стихи. Даже самые поздние, те, что он писал после инсульта, героически — именно что героически — сражаясь с болезнью. В начале этого года, как известно, у Андрея Андреевича случился второй инсульт, и операция, сделанная несколько дней назад в Германии, не смогла его спасти.

Он ушел, а стихи все равно остались. Все — и про Ленина, и про Озу, и про Ров, и про Андрея Полисадова. Без них не только наша поэзия, но и наша культура не полна.

Может быть, дело в том, что некоторые поэты могут сделать поэзию частью жизни каждого человека в стране и не очень важно, будет это «Тишины хочу, тишины... Нервы, что ли, обожжены?» или «Вслед за мной на водных лыжах ты летишь». А может быть, просто поэт Вознесенский был «из породы распиливающих, обнажающих суть вещей».