Надо бы для завершения истерических исторических дискуссий переименовать шашлычную «Антисоветская», получившую замечательный пиар и прекрасную прессу, в шашлычную «Статья 70-я». В честь «антисоветской агитации и пропаганды» по Уголовному кодексу РСФСР, за которую сажали лучших людей Страны Советов – от Андрея Синявского с Юлием Даниэлем до Кронида Любарского.

Александр Подрабинек, чья статья «Как антисоветчик антисоветчикам» дала повод для продолжения дискуссии о советском в сегодняшней политической повестке, тоже сидел при советской власти. Одно это дает ему право высказываться, и высказываться жестко в адрес всего советского. Разумеется, он сильно перегнул палку в эмоциональной составляющей своей статьи, гораздо больше похожей на блогерский пост – и она была воспринята как атака на ветеранов Великой Отечественной, хотя он говорил о ветеранах совка в широком смысле – вертухаях и палачах. Теперь его травят с молодой энергией по всем канонам чекистских провокаций: только в советское время они были непубличными, а сейчас, в эру информационных технологий и спектаклей в прямом эфире, преследования стали нарочито публичными. Фразеология тоже советская, прямо хоть сейчас в рубрику «Из зала суда»: «Подрабинек сначала перестанет выходить из дома, а потом отвалит туда, где ему хорошо». Еще немного – и «литературным власовцем» назовут.

Все эти дикарские пляски «Наших» с бряцанием мускулистыми формулировками советского судебного диалекта заслоняют суть спора.

А он снова – как в случае с отгремевшей Польшей и взорвавшимся коктейлем Молотова — Риббентропа – исторический. Только на этот раз мы копаемся в собственной национальной истории. И спор о том, что считать родным пепелищем и отеческими гробами – узников ГУЛАГа или языческие мавзолеи вождям?

Что важнее в отечественном историческом процессе – советское или антисоветское?

В советские времена, согласно бессмертному высказыванию Маяковского, диалектику учили не по Гегелю, но вся действительность была гегельянской, сотканной из противостояния советского и антисоветского. И в этом состояло главное содержание эпохи. Метафорическое проявление этой диалектики – противостояние, уже географическое, по разные стороны Ленинградского проспекта, гостиницы «Советской» и заведения «антисоветского». Это шутка, отражавшая порядок тогдашних вещей. Не больше, но и не меньше. В сегодняшнем контексте названия заведений – как «Советская», так и «Антисоветская», — натурально чистый постмодернизм. И то и другое – проявление нежной ностальгии по совку, когда с юмором и нежностью вспоминают помпезные интерьеры сталинской архитектуры, сопутствовавшей торжественным тостам за Родину (понятие введено только в 1934 году), и таинственную прелесть крамольных разговоров о советской власти за шашлыком и водкой.

Это нормально. Это маркетинг.

Вывески эксплуатируют ностальгию. Но вот ностальгия врывается в споры об истории и немедленно перестает быть милой. Она переплавляется в политику.

В ненависть, в ядовитую слюну, в споры, которые, оказывается, не закончены в горбачевскую перестройку. Мы продолжаем спорить – не о сегодняшнем дне, а о советской эре. Значит, совок не только не изжит, мы по-прежнему находимся внутри него. А самое интересное состоит в том, что по его правилам охотнее всего готовы жить очень молодые люди, считающие конформизм и сталинизм шиком.

Все проще и сложнее одновременно. У большой страны с трагической судьбой была история. Внутри этой истории жили люди – «времена не выбирают, в них живут и умирают». Сначала выяснилось, что жили как-то не так. Страна, в том числе и от осознания неправильности жизни, развалилась. Антигероями стали те, кто были героями.

Не в нашей ли стране всерьез обсуждалась идея люстраций, притом, что тогда пришлось бы люстрировать точно больше 90% населения? Не в России ли шел суд над КПСС? И не в Российской ли Федерации теперь гордятся всем тем, чего стыдились каких-нибудь 15 лет назад? Не здесь ли антигерои снова становятся героями, а в окаменевшем имперском дерьме (по выражению Мераба Мамардашвили) снова проклевывается жизнь.

Российская история отождествляется с советской. Наше «Мы» или «Мы» «Наших» не делают различий между периодами истории. Победа – наша. Но и Сталин – наш. Теперь уже в доску наш. Зачем искать авторитеты в хитросплетениях сумрачной истории идей и цитировать Ивана Ильина – ведь есть гораздо более внятный образ и символ с ясной и четкой риторикой. Называется – товарищ Сталин.

Если в войну кричали «За Родину! За Сталина!», что, теперь и Сталина критиковать нельзя, потому что это оскорбляет чьи-то чувства? А чувства сидевших, память о миллионах замученных это не оскорбляет?

Среди представителей зонтичного понятия «ветераны» не меньше антисоветчиков, чем искренних сторонников советского строя. Воевали-то все. И не надо прикрываться «ветеранами», как живым щитом – это не отменяет тяжелой исторической правды.

Главпур в 1966-м тоже обвинял Константина Симонова в антисоветчине за дневники 1941 года – всего лишь за то, что он рассказал правду – ужас отступления, реалии неподготовленности к войне, ответственность за которую нес лично товарищ Сталин. И что, будем жечь на Пушкинской площади двухтомник Симонова «Разные дни войны»?

Подрабинек прав в том, что такие люди – действительно подлинные герои России. Только в учебниках истории – правильных и неправильных – об этом не пишут.

Простой исторический кейс. Перелет через Северный полюс Чкалова, Байдукова, Белякова состоялся через неделю после расстрела Тухачевского. Чкалов – герой? Герой, и не только мифологический. Но герой и Борис Пастернак, который осмелился выгнать человека, в те же самые дни принесшего ему на подпись письмо советских писателей с осуждением приговоренных к расстрелу военачальников. «Товарищ, — кричал тогда разъяренный Борис Леонидович, — это вам не контрамарки в театр подписывать!»

Героическая история бывает и советской, и антисоветской. Как гостиница «Советская». И шашлычная «Антисоветская». Можно переписать историю в пользу товарища Сталина. Но изменить ее не может даже такой могущественный человек, как повелитель вывесок Митволь Олег Львович.